— Из этого я заключаю, что будущий император получит свой титул только благодаря банкирам, — сказала Мария Нарбоннская. — Чем же ответит Немезида?
— Против императора выступит мощный союз.
— У вас есть белое вино, мадам? — спросила Жанну августейшая гостья.
— Конечно, мадам.
— Если вы добавите к нему смородиновый сок, я получу свой любимый напиток.
К счастью, у Фредерики на кухне хранилась бутыль смородинового сока. Мария Орлеанская осталась вполне довольна. Она повернулась к Францу Эккарту:
— Я внимательно прочла все ваши катрены. Насколько я могу судить по тем, что мне удалось разгадать, ваши суждения заслуживают доверия. И что же дает вам это знание? Вы могли бы стать одним из самых могущественных людей Европы. Однако вы предпочитаете уединение, разумеется, очаровательное, — она повернулась к Жанне, — но все-таки уединение.
— Не все люди испытывают влечение к власти, мадам, — с улыбкой ответил Франц Эккарт.
— Иными словами, вы к ней равнодушны?
— Вовсе нет, мадам. Мы все зависим от власти, и даже королям приходится считаться с властью других королей. Но требуется искусство, чтобы использовать ее.
— Вы могли бы стать советником моего брата, — сказала она, потягивая вино со смородиновым соком. — Это вас не соблазняет?
— Мадам, подобное предложение привело бы меня в замешательство, ибо у короля есть множество других советников, с которыми мне пришлось бы по необходимости вступать в спор.
— Недавно у вас произошла стычка с Амбуазами, — напомнила Мария Нарбоннская.
Он удивился ее осведомленности.
— Епископ Анжерский рассказал об этом епископу Турскому, а тот — мне. Да, я понимаю вас, с Амбуазами ладить нелегко, — коротко объяснила она. — К счастью, в их семействе нет теологов, иначе мы стали бы поклоняться не распятию, а золотому тельцу.
Жанна расхохоталась.
— Если они по-прежнему будут досаждать вам, известите меня, я замолвлю за вас словечко перед Людовиком, — сказала Мария Нарбоннская.
Именно на это и надеялась Жанна. Теперь она лучше понимала характер гостьи: женщина, сознающая свое высокое происхождение, но лишенная чванства и иллюзий. Слишком многое она видела в жизни. Воспитанная в атмосфере интриг, порой таких же гнусных, как история с браком ее младшего брата, она все же осталась дочерью поэта: ее влекли человеческие отношения, основанные не на одной только алчности, не столь низменные, как при дворе. В этом толкователе звезд она увидела такую возможность. Но хотела его проверить, прежде чем довериться ему.
— А как быть с Австрийцем? — спросила Мария Нарбоннская. — Он не просил вас поступить к нему на службу?
— Один из его придворных в беседе со мной действительно намекал на это, — ответил Франц Эккарт. — Но разве могу я давать советы главному противнику короля?
— Вы совершенно правы, — кивнула Мария Нарбоннская. — К тому же вам пришлось бы переехать в Вену. Зимы там ужасные, из еды только сосиски и гуляш, как они называют свое рагу. Да, вы совершенно правы. Итак, вы изучаете звезды и пишете. Но скажите мне, все эти знания вас не подавляют? Не теряете ли вы вкус к жизни, когда вам становится известно, что один король умрет через десять лет, а другой — через тринадцать? Не тяготит ли вас это — проникать в тайны Господа?
Грубая простота вопроса ошеломила его.
— Это побуждает меня к скромности, мадам, — ответил он, наконец.
Она не отрывала взора от Франца Эккарта.
— Но слава, власть, роскошь и все прочее? Вас это никогда не соблазняло?
Была ли она осведомлена лучше, чем казалось на первый взгляд? Знала ли она о венгерском деле? Он засмеялся:
— Ошибусь ли я, мадам, если скажу, что вы относитесь ко всему этому так же, как я?
Мария Нарбоннская еле заметно улыбнулась и встала.
— Я вернусь, чтобы еще расспросить вас о ваших катренах. Или же вы приедете ко мне в Тур, — сказала она, снова покосившись на Жанну.
Она протянула ему руку, он поцеловал ее. Она повернулась к Жанне, державшейся в стороне, и совершенно неожиданно раскрыла ей объятия: обе женщины расцеловались. Мария Нарбоннская пошла к двери, но на пороге остановилась:
— Что означает этот особо темный катрен, самый последний?
Он объяснил ей так же, как Жанне.
— Значит, неверные и дикари, — произнесла она.
— Первые — скоро, вторые — позже, — уточнил он.