Особенно,... 
15 
Над городом бушевала гроза, превратив небо в темную кипящую массу. Вспышки молний пронзали этот мрак ослепляющим светом, словно вобрав в себя всю голубизну дневного неба, пытались расколоть черноту туч и хотя бы на мгновение, но снова просиять на земле. Воды в западной оконечности Кратерного озера бились в древние волноломы, плескались у пустых внешних пристаней. Даже стоящие на якоре в закрытой гавани корабли раскачивались на волнах, их корпуса наваливались на тростниковые кранцы, отчего те протестующе трещали и скрипели, а высокие мачты раскачивались на фоне черного неба, как лес повздоривших метрономов.
Мы вышли из Волдырных ворот и через Рыночную площадь направились к Муравейнику. Ветер завывал на улицах. Пустую палатку на площади повалило, крыша ее хлопала о камни мостовой под порывами ветра, словно поверженный борец, который, ударяя ладонью по земле, признает свое поражение.
Дождь, жалящий и холодный, бурными потоками проливался с небес. Доктор дала мне свой тяжелый саквояж, а сама плотнее запахнулась в плащ. Я по-прежнему считаю, что ее плащ (как жакет и пальто) должен быть лилового цвета, принятого у врачей. Но когда она появилась в городе двумя годами ранее, местные врачи дали понять, что неодобрительно отнесутся к ее претензиям на сей отличительный знак; впрочем, доктор, казалось, отнеслась к этому безразлично, а потому, как правило, носила черную или темную одежду (хотя иногда при определенном освещении некоторые ее одежды, сшитые дворцовыми портными, вдруг отливали лиловым).
Несчастная, вызвавшая нас из дома в такую непогоду, шла впереди, прихрамывая, оглядываясь время от времени, словно желала проверить — идем ли мы еще следом. Ах, как мне не хотелось никуда идти! Самый подходящий вечер, чтобы удобно устроиться у огонька со стаканчиком подогретого вина и книжкой о героических временах. Да что уж там говорить! Меня бы вполне устроили жесткая скамья, теплый травяной отвар и один из медицинских текстов, рекомендованных мне доктором.
— Дрянь погода, да, Элф?
— Да, хозяйка.
Говорят, что погода стала заметно хуже после падения империи, а это означало, что либо Провидение наказывает тех, кто способствовал ее свержению, либо ее призрак мстит живым из могилы.
Вытащила нас из дома по такому идиотскому делу хромая девчонка с Холмов. Дворцовая стража не допустила ее даже на внешний бастион. По чистой случайности один из идиотов-слуг, доставивший стражникам какие-то инструкции, услышал нелепые просьбы этой дурочки, проникся к ней жалостью, пришел к доктору в лабораторию, где она с моей помощью перетирала в ступке таинственные пахучие ингредиенты, и сообщил, что необходимы ее услуги. И кому? Какой-то уродине из трущоб! Я даже не поверил, когда доктор согласилась. Что, до нее не доносились раскаты грома над световыми фонарями крыш? Неужели ей не видно, что мне пришлось зажечь в доме все огни? И разве она глуха и не слышит, как бьются в стену водные потоки?
Мы шли к какой-то нищенке, состоящей в дальнем родстве со слугами из торгового дома Мифели — доктор работала у этих самых Мифели сразу по своем приезде в Гаспид. Личный врач короля собирался в грозу с визитом не к лицу благородного достоинства, или ждущему этой милости, или просто уважаемому, а в семейство беспородных нищих, обреченных на низменное существование: племя завшивевшее и настолько бесполезное, что не годится даже на роль слуг, а лишь прихлебательствует при слугах, — стригущий лишай на теле города и земли!
Полная безденежность и безнадежность, и даже у доктора, наверно, хватило бы здравого смысла отказаться от визита, если бы до нее странным образом еще раньше не дошли слухи об этой больной девчонке.
— У нее голос, какого свет не слыхивал, — сказала доктор, накидывая на себя плащ, словно иных объяснений и не требовалось.
— Прошу вас, скорее, госпожа, — вопила дурочка, пришедшая за нами. У нее был сильный иностранный акцент и противный голос из-за темных криво посаженных зубов.
— Не смей говорить доктору, что она должна делать, ты, бесполезный кусок дерьма! — сказал я ей, пытаясь разрядить обстановку.
Хромая идиотка тащилась впереди нас по сверкающим от влаги камням площади.
— Элф! Прошу тебя, следи за своим языком! — сказала доктор, выхватывая у меня свой саквояж.
— Но я же прав, хозяйка! — возразил я.
По крайней мере доктор, прежде чем устроить мне эту головомойку, дождалась, пока хромоножка не отойдет подальше, чтобы не было слышно.
15 
