Змееныш Цай нырнул в тень удачно подвернувшейся ниши – темнота темнотой, а осторожность еще никому не повредила – и пригляделся.
На двери просматривались смазанные следы от множества печатей – наложенных, а затем не особо тщательно соскобленных, словно хозяин этой двери знал: опечатывать дверь придется еще неоднократно, так что стараться не стоит.
За этой дверью и начинался Лабиринт Манекенов.
И именно эту дверь опечатывали за спиной вошедшего внутрь монаха – потому что обратного пути для сдающего высшие экзамены не было.
Обратный путь вел разве что в канцелярию владыки Преисподней, князя Яньло, где трусу назначат следующую жизнь по мерке его дрожащей душонки.
Повар еще несколько раз ткнул диском в дверь, отозвавшуюся недовольным гулом, и присел на корточки. Вынул из-за пазухи тряпку и принялся елозить по своему диску. Стер часть написанного, потом отцепил от пояса привешенный к нему берестяной короб, извлек из короба кусочек уголька и задумчиво уставился в слезящийся потолок.
Уголек ткнулся в полированную деревянную поверхность – сперва неуверенно, как новорожденный кутенок вслепую ищет материнский сосок, затем все настойчивей…
«Пишет, – догадался Змееныш. – Цзин и жань, чистое и грязное. Как же у него дождем-то все иероглифы не посмывало?.. Или посмывало все-таки?! Но тогда что он стирал тряпкой?»
Монах через некоторое время удовлетворился результатом и гнусаво захихикал. Смех его внезапно заполнил весь коридор, скрытые за дверью подземелья радостно откликнулись, преисполнившись сумрачного веселья. Но так же неожиданно, как и возник, смех странного монаха Фэна смолк.
На мгновение оторопевший Цай завертел головой и проворонил тот миг, когда преподобный Фэн подпрыгнул, как тощий облезлый кот, трижды ударив в стену рядом с дверью. Для этого монаху пришлось извернуться всем телом, потому что иначе не было никакой возможности сперва пнуть ребром левой стопы в ничем не примечательный камень на уровне пупка, потом левой ладонью звонко шлепнуть наотмашь о выбоину чуть повыше лица – и тут же, словно оттолкнувшись от воздуха, взмыть на добрый локоть, крутануться волчком и подошвой правой ноги влепить добрую пощечину выщербленному кирпичу, напоминавшему оскаленную морду сказочного зверя гунь.
Дверь в Лабиринт Манекенов подумала-подумала, обиженно заскрипела и стала открываться.
Приземлившийся и замерший на корточках отец Фэн неслышно захлопал в ладоши, подобно играющему ребенку, затем подхватил с земляного пола свой диск и бегом кинулся в темноту, где незримо крылись тысячи смертей.
3
Дверь за спиной монаха немедленно захлопнулась, не оставляя Змеенышу Цаю выбора: оставаться здесь или же набраться смелости и последовать за поваром.
Наверняка именно в Лабиринте, откуда выходили с клеймом тигра и дракона на руках или не выходили вовсе, и крылась разгадка головоломки, мучившей судью Бао, но Змееныш был далек от того, чтобы переоценивать собственные силы.
На всякий случай он подошел и надавил на дверь.
Нет.
Дверь не поддавалась, а открыть ее тем же способом, что и старый Фэн… Вот они, потайные «ключи»: ребристый камень на уровне пупка, выбоина на ладонь выше лица и кирпич с мордой голодного гуня. Всех-то дел – повторить прыжок преподобного повара! А промахнешься или ударишь не с той силой – и свалится тебе на голову какая-нибудь мраморная плита или откроется под ногами бездонный колодец, до дна которого лететь дольше, чем до адской канцелярии владыки Яньло…
Сверху послышался осторожный шорох, и кто-то стал потихоньку спускаться по лестнице в монастырские подвалы, повторяя недавний путь повара Фэна и лазутчика жизни.
Видимо, тех, кто не спал этой грозовой ночью в обители близ горы Сун, было больше, чем двое.
Змееныш мгновенно вжался спиной в спасительную нишу, прекрасно понимая, что будет, если его застанут здесь, у двери в Лабиринт Манекенов. Небось еще и откроют, и внутрь пригласят: иди, уважаемый, а мы тут за твоей спиной вход опечатаем и забьем крест-накрест… Мысль о сражении с незваным гостем в случае разоблачения даже не пришла лазутчику в голову, причем отнюдь не потому, что Змееныш трусил.
Он никогда не трусил – не умел; он осторожничал и прикидывал.
За его плечами были обманчивость внешнего облика, тайны семейной школы Цай-цюань и наука покойной бабки; за плечами шаолиньского монаха, покрытыми священной кашьей… Нет, Змееныш прекрасно понимал: он без особого труда справится с новичком, еще не получившим почетную веревку-пояс из рук преподобного наставника, с «опоясанным» бойцом придется драться насмерть, а против стражника патриаршего отряда или знатока-шифу[29] у лазутчика не будет ни единого шанса.