161 
— Вы говорили об очищении Библии, — сказал Ренделл. — А как вы станете реформировать организацию самой церкви?
— Вы имеете в виду, как это будет практически?
— Да, практически.
— Попробую объяснить это покороче. — Де Фроом с отсутствующим видом погладил кошку, трущуюся о его ногу, как бы обдумывая свою речь так, чтобы не повторяться. — Новая церковь, которую я защищаю, будет единой церковью, протестантской и католической одновременно. Это будет христианское единство. Превалировать будет экуменический дух: единый мир единой церкви. Эта церковь уже не будет проповедовать слепую веру, чудеса, целибат и непоколебимый авторитет своих священников. Эта церковь будет ограничивать собственное богатство, тратя деньги на верующих, а не на громадные соборы типа Вестеркерк, Вестминстерского аббатства, Нотр Дам, собор Святого Патрика в Нью-Йорке. Она станет проводить свою деятельность через общины, через небольшие группы людей, которым не станет надоедать проповедями, но давать радость духовного празднества. Она станет объединять меньшинства, признавать равенство женщин, проводить социальную работу. Она будет поддерживать контроль за рождаемостью, аборты, искусственное оплодотворение, психиатрическую помощь, сексуальное воспитание. Она станет в оппозицию правительствам и частному предпринимательству, занимающимся масштабными убийствами, насилием, загрязнением окружающей среды, эксплуатацией. Это будет церковь социального сострадания, и ее священники и простые верующие станут проводить в жизнь реально, а не только на словах, Нагорную Проповедь.
— А вы не чувствуете, что теологи и издатели из Воскрешения Два также желают подобного христианства?
Рот де Фроома вновь искривился тонкогубой усмешкой.
— Неужто вы считаете, будто они желают того, чего желаю я, чего желает огромное большинство простых людей? Если так, тогда спросите у них сами. Спросите у них, почему они противятся моему движению, если только не ради того, чтобы сохранить традиционные подходы и собственную иерархию. Спросите у них, почему, в свете христианской этики, они вечно колеблются между компромиссом и закостенелым фанатизмом. Компромисс это просто леность. Фанатизм же — избыток рвения, и, следовательно, отсутствие любви. Имеется и третий выход — назревший к настоящему времени — разрешение насущных потребностей наших близких. Спросите у своих работодателей, способны ли они подвергнуть догматическое церковное учение свободному обсуждению. Спросите у них, что они делают — сейчас — с отношениями между расами, бедностью, неравномерным распределением богатств. Спросите у них, готовы ли они отдать свои зажиревшие учреждения универсальной христианской общине, где священник или проповедник это не специально назначенное лицо, не сановник, но просто слуга, приносящий нанявшим его духовную жизнь. Задайте им эти вопросы, мистер Ренделл, а когда получите их ответы, тогда поймете, что они ничего не понимают. Что главной проблемой жизни является вовсе не подготовка к тому, что придет, когда жизнь закончится — главная проблема состоит в том, как устроить рай на земле, именно сейчас.
Домине де Фроом сделал паузу, несколько секунд глядел на Ренделла, а затем закончил свою речь, тщательно выверяя каждое слово:
— Что же касается тайной Библии, которую читают ваши приятели — что бы в ней не было, какие бы приливы добра она не предлагала, какие бы чувства она не порождала — она не дитя любви. Все мотивы, стоящие за кулисами этого издания, безбожные и греховные. Для издателей таким мотивом является чистая прибыль. Для ортодоксальных теологов мотив, в большей степени, заключается в отвращении миллионов людей от земных реформ, в гипнотизировании или запугивании их ради возврата к давней безнадежности обрядной, мистической, уводящей в мечтания церкви. Уверяю вас, этой своей новой Библией они собираются убить мое движение и стереть с лица земли подпольную церковь. С помощью этой своей Библии они пытаются воскресить религию загробной жизни и покончить с религией дня сегодняшнего. Так что, мистер Ренделл, их мотивы совершенно безбожные и греховные…
— Домине, если разрешите вас перебить, — запротестовал Ренделл, — но мне кажется, что вы зашли слишком далеко. У вас могут быть обоснованные обвинения относительно издателей, хотя мне кажется, что вы судите их слишком жестоко. Тем не менее, я не стану оправдывать их мотивы. Но я встречался с другими вовлеченными в проект людьми, и я верю, что они преданные, откровенные и честные защитники того, что считают божественным откровением. Возьмите, хотя бы, доктора Бернарда Джеффриса из Оксфорда. Это был первый теолог из встреченных мною. Я считаю, что его преданность проект исходит только лишь из его любви к учености и духовному…
161 
