17 
И когда он вот так лежал, прислушиваясь, каждый звучок был для него ударом кинжала, и Ренделл буквально истекал завистью и ревностью к этим приглушенным наслаждениям; а еще он истекал яростью, перемешанной с чувством вины по отношению к Барбаре — телу, лежащему рядом с ним на одной постели. Он не мог видеть ее, но знал, что она тоже вслушивается в темноту. И никто из них не хотел отступать. Звуки за стенкой насмехались над холодом их разделенных тел и лишь подчеркивали пустоту проведенных вместе лет. Ренделл ненавидел лежащую рядом женщину, ненавидел парочку за стеной с их бесконечными совокуплениями и единством, но более всего он ненавидел самого себя за невозможность любить свою спутницу. Как хотелось ему сорваться с этой постели, отделиться от Барбары — тела, от этого чудовищного номера и рвущих сердце звуков. И, тем не менее, он не мог. Он мог только ждать. А когда утихли последние вздохи и скрипы, последние всхлипы удовлетворенной страсти — за стенкой установилась тишина завершения, которая была еще даже более невыносимой.
Ночь все продолжалась, и вот тогда в его сознании промелькнули строки из стихотворения Джорджа Мередита, и от этих слов его прошибло ознобом:
— И потом, как делает то полночь,
Ее гигантское сердце из Памяти и Слез
Пьет бледный наркотик тишины и разбивает
Тяжкую меру сна; и они — с головы до ног
Недвижны были, глядя сквозь мертвый мрак годов своих,
Ползущие по пустой стене пустым напоминаньем.
Они лежали как фигуры, что можно видеть
На могилах семейных, и меч меж ними;
И ждали двое, что меч разделит все.
И в этой беспросветной темноте Ренделл понял, что и они с Барбарой лежат в такой же могиле. Эта мысль овладела его сознанием, пока не пришел сон — супружеская жизнь превратилась в ничто, их пребывание вместе невозможно. Этой ночью ему стало предельно ясно, что у них нет будущего. И он сам уже не мог, оставаясь честным, войти в это лежащее рядом тело и любить его. Возможно, что он мог притворяться. Может быть, он и способен бы был имитировать любовь. Но вот любить спонтанно, безудержно он уже не мог; Ренделл не желал даже тела Барбары. Будущее их отношений было безнадежно. И Барбара тоже должна была знать об этом. Этой ночью, прежде чем пришел сон, Ренделл понял, что вскоре все это обязано закончиться — падет тот меч, что разделяет, разрубывает все — и он молил, чтобы сама Барбара закончила с подобной ситуацией. Через несколько месяцев она выехала из их квартиры в Нью Йорке и, забрав Джуди с собой, отправилась в Сан Франциско.
Затуманенными алкоголем глазами Ренделл следил за Барбарой — как она ходит по комнате и курит, избегая встречаться с ним взглядом. Он же глядел на очертания ее груди под платьем, мысленно срывал с нее одежду, чтобы открыть знакомое, костлявое тело и пытался представить, как эта потасканная, побывавшая в других руках, никому не нужная плоть может возбуждать страсть у некоего типа по имени Артур, как она может стать источником страстных вздохов и эротического вожделения. Тем не менее, на самом деле все так и было. Странно, очень странно.
Ренделл отклеился от бара и направился к жене. Барбара в очередной раз глянула ему прямо в глаза.
— Стив, в последний раз прошу, — умоляюще сказала она. — Дай мне этот развод. Не надо мне мешать. Ведь меня ты уже не хочешь и уже никогда не изменишь своего отношения ко мне. Так почему бы тебе не отпустить меня на свободу, не ставя никаких преград, как поступают цивилизованные люди? Зачем нам воевать? Ведь это никак не отымет от тебя Джуди. Ты всегда будешь иметь возможность встречаться с ней. Об этом можно будет внести пункт в договор. Так что тебя еще беспокоит? Ведь должно же быть что-то еще? Может это окончательность? Или вся проблема в том, что ты никак не можешь согласиться с тем, что в чем-то проиграл? Что же это?
— Это Джуди. А больше ничего. Так что не будь смешной. Все дело в том, что мне не нужен кто-то чужой, растящий мою собственную дочь. Вот это и есть мое окончательное решение. И так будет до тех пор, пока ей не исполнится, по крайней мере, двадцать один год. Так что — никаких разводов. Пока что. — Ренделл помялся. — Вполне возможно еще, что ты и я мы — а вдруг мы что-нибудь еще придумаем да и сойдемся вместе.
— Нет, Стив, я тебя уже не хочу. Я хочу, чтобы ты дал мне развод.
— Ладно, но ты его не получишь.
Ренделл уже собрался было идти, но Барбара вцепилась ему в руку, заставив поглядеть ей прямо в глаза.
17 
