ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Мода на невинность

Изумительно, волнительно, волшебно! Нет слов, одни эмоции. >>>>>

Слепая страсть

Лёгкий, бездумный, без интриг, довольно предсказуемый. Стать не интересно. -5 >>>>>

Жажда золота

Очень понравился роман!!!! Никаких тупых героинь и самодовольных, напыщенных героев! Реально,... >>>>>

Невеста по завещанию

Бред сивой кобылы. Я поначалу не поняла, что за храмы, жрецы, странные пояснения про одежду, намеки на средневековье... >>>>>

Лик огня

Бредовый бред. С каждым разом серия всё тухлее. -5 >>>>>




  206  

Нет, все это не имеет смысла. Или же, возможно, имеет слишком много смысла.

Ренделл остановился перед собственным шкафом-сейфом. Он открыл его ключом, опустил защитную решетку и вытащил ящик, куда в последний раз, после настояний Уилера, положил фотографию папируса номер девять.

Папка из манилы, содержащая сделанные Эдлундом фотографии находки профессора Монти — единственный имеющийся во всем здании набор — лежала спереди. Ренделл взял первую же фотографию и вытащил ее из папки. Это был снимок не папируса номер девять, но номера первого. Обескураженный — ему казалось, что ложа снимок папируса номер девять на место, он клал его сверху — Ренделл просмотрел всю пачку фотографий. Оказалось, что фотокопия папируса номер девять была последней, в самом конце комплекта.

Ренделл решил, что пока что никаких поводов для подозрений не имеется. Ложа фотографию в последний раз, он не слишком обращал внимания, на какое место ее кладет. Вполне возможно, что он просто сунул снимок ко всем остальным.

Он выложил увеличенную, глянцевую фотокопию размерами одиннадцать на четырнадцать дюймов на свой стол, после чего сам уселся на свое вращающееся кресло, чтобы получше изучить ее.

Когда все они были сегодня в хранилище, доктор Джеффрис уже показал, какими были спорные строчки на арамейском языке. Теперь Ренделл высматривал эти строки и нашел их довольно быстро. Его взгляд зацепился за них, как будто те гипнотизировали его самого.

Такие же, как и раньше, но, тем не менее, каким-то образом, и не такие.

Ренделл моргнул. Строки сделались более резкими, более четкими чем те, как ему вспоминалось, которые он видел на Горе Афон. А может так только казалось. Черт возьми, эти строки были такими же четкими, да что там, более четкими, чем на папирусе, который он буквально только что видел в хранилище. Вот если бы вот эту фотографию, что сейчас лежала перед ним, он показал отцу Петропулосу на Афоне, настоятель без труда прочитал бы текст, намного легче, чем расшифровывать оригинал.

Ренделл сбросил фотографию со стола и потер глаза.

Может его глаза изменяют ему? Были ли эти фотографии теми самыми, что и раньше? Или же это был его старый цинизм, тот самый цинизм, который его жена Барбара, его несчастный отец да и он сам всегда ненавидел, то самое саморазрушающее неверие в что-либо ценное, вернулось и вновь раковыми метастазами расползалось по его мыслям? Ренделл попытался оценить свои чувства.

Было ли то самое недоверие, что точило его изнутри, честным желанием узнать правду или же гнилой привычкой отторжения веры?

Была ли у него причина воскрешать подозрения, или же он потакал себе в знакомом, дешевом и ничем необоснованном скептицизме?

Черт подери, имеется только один способ выяснить это.

Ренделл вскочил со своего кресла и поднял фотографию с пола.

Один человек будет знать ответ. Единственный, абсолютно единственный человек, который и сделал все эти фотографии. Оскар Эдлунд, фотограф Воскрешения Два. И как раз Оскара Эдлунда он хотел увидеть прямо сейчас.

* * *

ЧЕРЕЗ ПОЛЧАСА РЕНДЕЛЛ повернулся спиной к такси, которое привезло его к местожительству Эдлунда, представлявшему собой четырехэтажный голландский дом девятнадцатого века неподалеку от набережной, известной как Нассаукаде.

Как было известно Ренделлу, это был дом, арендованный Воскрешением Два в качестве жилого для некоторых участников проекта. Альберт Кремер — редактор издания, Педди О’Нил и Элвин Александер — публицисты, были среди жильцов, занимавших восемь спальных комнат. Эдлунд тоже жил здесь, но тут же находилась и его лаборатория.

Такси, на котором Ренделл прибыл сюда, не смогло высадить его прямо перед зданием. Паркинг перед домом был занят официально выглядящим красным седаном с сидевшим за рулем водителем в незнакомой униформе. Подходя к дому, Ренделл изучал красный автомобиль, пытаясь понять, что означает изукрашенный крест на двери. Над крестом были слова: Heldhaftig, Vasteraden, Barmhartig.

Казалось, водитель прочитал в мыслях Ренделла, поэтому, когда тот подошел поближе, он выглянул из окна и добродушно спросил:

— Вы американец? Эти слова здесь значат: Героические, Решительные, Несущие Помощь. Это девиз амстердамских пожарных. А эта машина комманданта — командира пожарной бригады.

— Спасибо, — поблагодарил его Ренделл и тут же задумался над тем, что делает здесь командир пожарников.

Ренделл как раз подошел к главному входу к дому, как дверь распахнулась, и Оскар Эдлунд — его прыщавое лицо выглядело более меланхоличным, чем обычно — появился вместе с плотно сложенным офицером, явно коммандантом, на котором была фуражка с высокой тульей и красным щитом посредине, а также темно-синяя униформа с золочеными пуговицами, на рукавах которой было четыре золотые полосы.

  206