Особенно,... 
76 
Просыпается он оттого, что кто-то задевает его стул. Олбан вздрагивает, резко вскакивает и видит, что слушатели уже расходятся. Оглядевшись, он замечает, что поблизости от него находится лишь девушка с игольчатыми волосами, да и та изящно продвигается к выходу. Не оглядываясь.
— Еще воды?
— Нет, спасибо, достаточно. Разбавленное слишком легко пьется.
— У меня иногда язык отнимается. — Энди неопределенно помахал перед лицом.
— В переносном смысле? — улыбнулся Олбан.
Энди коротко рассмеялся:
— Нет, в прямом: губы и язык немеют, но и ты тоже прав.
Они сидели у Энди в кабинете, разгороженном книжными шкафами, картотеками и экранами мониторов. Энди щедрой рукой плеснул в стаканы виски «Спрингбэнк». Лия ушла спать.
Олбан помнил, что на стене, в узком простенке между двух книжных шкафов, висела маленькая фотография Ирэн; она оказалась на месте. Встав перед ней, он потягивал виски.
— Часто ее вспоминаешь? — спросил Энди.
Он устроился на углу письменного стола. Фотография была ему не видна, но он знал, куда смотрит Олбан.
— Если честно, то нет, — ответил Олбан. — Раз-другой в неделю. — Он перевел взгляд на Энди. Отцовское лицо приняло какое-то непонятное выражение. Олбан невольно нахмурился. — Наверное, другие сказали бы, что это часто.
— Другие, — мягко согласился Энди, — возможно.
Олбан глубоко вздохнул:
— Мы с тобой на самом деле никогда об этом не говорили, правда?
— О твоей матери?
— Угу.
— А по-моему, говорили. — Энди пожал плечами. — Правда, давно, когда ты был маленьким. Совсем ребенком. Мы частенько о ней беседовали. Ты хотел знать о ней все. Будет тебе, сынок, ты ведь многое помнишь.
Об этих беседах у Олбана остались лишь смутные воспоминания. Если вдуматься, это были самые расплывчатые воспоминания той поры — как будто он все годы старался их похоронить.
— Может быть, — смутился он. — Но это было давно.
— Не все можно выразить словами, Олбан, — сказал ему Энди. — Иногда начинаешь ворошить прошлое — и делаешь только хуже и себе, и другому.
Он не сразу нашелся с ответом, а потому промолчал, потягивая виски и глядя на старую фотографию в рамке. Ирэн, залитая солнцем, сидела на низком каменном парапете, видимо, где-то в горах; позади нее простиралось голубое море с бледневшими вдалеке островами. Короткое синее платье, собранные на затылке светло-русые волосы. Нога на ногу, в руках стакан, смотрит чуть в сторону от объектива, губы приоткрыты — не то улыбается, не то смеется. Счастливая.
— Перед отъездом из Глазго у меня был разговор с Берил.
— Вот как?
И он рассказал Энди то, что узнал от двоюродной бабки.
Отец выслушал, встал с письменного стола, выпил полстакана виски, помолчал, потом обошел стол кругом и опустился в кожаное кресло. Поставил стакан на стол. Посмотрел на Олбана, который подвинул себе стул.
Похоже, Энди собирался что-то сказать, но вовремя одумался и только спросил:
— У нее ведь не опухоль мозга, нет? У бабушки Берил, я имею в виду. Возраст уже почтенный. Она, часом, не того?..
— Нет, — отрезал Олбан. — Наоборот, она, я бы сказал, заметно поумнела.
Энди задумчиво кивнул.
— Ну, это точно не про меня, — сказал он. — То есть «он его не хотел» — это не про меня. — Он уставился на столешницу и провел ногтем по краю кожаной вставки. — Я все сделал, чтобы она его сохранила — чтобы сохранила тебя, сын. — Его улыбка получилась слабой и вымученной.
— А что… она… хотела сделать аборт?
Энди с трудом сглотнул слюну, потом опять поднял стакан и вздохнул.
— Ты точно хочешь знать всю подноготную, Олбан? — Он покачал головой. — Хоть и давно это было, а вспоминать больно. Зачем бередить старые раны? Пусть сами затянутся.
— Нет, я хочу знать, папа.
— Ну ладно, — сдался Энди, отхлебнув виски. Он нахмурился, глядя на почти опустевший стакан. — Твоя мать… сдается мне… да что уж там, я доподлинно знаю: она хотела сделать аборт. — Его ладонь гладила кожаную столешницу. — Не нужно было тебе этого знать. — Он избегал смотреть на Олбана, предпочитая рассматривать свои руки, лежащие на столе. — Прошу тебя, Олбан, скажи мне, что ты не в обиде. Мы с Лией все силы положили на то, чтобы ты чувствовал себя желанным, любимым. — Он откашлялся.
— Ну, я всегда жил с таким ощущением, поэтому…
— Поэтому мы и не спешили заводить второго ребенка…
76 
