- Чтоб голода-горя не знать!..
- И Сурью Лучистого, Золото Мира, что свет и тепло животворные шлет нам, мы прославляем!
- Мы прославляем!
- Пусть будут щедры его руки - лучи золотые, даря нам божественный Жар в той мере, что надобно людям, коровам, и злакам, и травам, и тварям живым!
- Божественный Жар!..
- Восславься и ты, Ваю-Ветер летучий, и тучи, что полны живительной влагою, нам пригони… Сидя на пригорке под выгоревшим полотняным зонтом, старый Хотравахана с удовлетворением наблюдал за проведением обряда Гавамая[20]. В случае чего - старик готов был в любой момент вмешаться в происходящее, но повода вмешиваться ему не давали. Обряд успешно подходил к концу, и близилось финальное жертвоприношение.
Вот жрец-взыватель в белых одеждах, развеваемых ветром, торжественно воздел руки к небу, произнося последние строки гимна. Вот уже задымился, плеснул язычками огонь на алтаре - Семипламенный Агни благосклонен к достойным, не заставляя себя долго упрашивать.
Взыватель - сейчас он казался куда выше ростом, чем был на самом деле! - принял из рук жреца-исполнителя чашу с освященным рисом и степенно, как подобает вершителю обряда, направился к алтарю.
Обязанности жреца-взывателя, одного из четверых Ритвиджей, главных жрецов любого моления, сегодня исполнял Дрона, сын Жаворонка. Так что глава обители был спокоен - этот не собьется от волнения, не запутается, не поспешит…
Потому-то и доверил юноше столь важную роль в весеннем обряде плодородия.
Всенародный, Пожиратель Жертв, полыхнул чадным факелом. Почти сразу огонь радостно затрещал, просветлел пламенем, принимая в себя топленое масло и рис. Девять бурых коров начали ритуальный обход вокруг алтаря, двигаясь посолонь, ведомые жрецом-певцом, что важно вышагивал впереди, распевая строки гимнов. На каждом девятом шаге коровий пастырь встряхивал связкой серебряных колокольцев, и тогда иегромкий, но отчетливо слышимый перезвон растекался вокруг, прозрачной паутинкой опутывая место проведения Гавамаи.
И шелестели палой листвой, плелись чудной вязью мантры жреца-взывателя, отрока Дроны, Брахмана-из-Ларца. Щепотки благовоний и кусочки душистого алоэ равномерно падали в огонь, жрец-исполнитель был выше всяческих похвал, и казалось, что пламя подрагивает от удовольствия - до того все было правильно и хорошо.
Да, и хорошо весьма!
- Свастика!
Юный Дрона раскинул руки крестом, будто пытаясь обнять все Трехмирье, и божественный возглас Тваштара-Плотника громко исторгся из его уст. От старого брахмана не укрылось, что на какой-то миг лицо юноши омрачилось выражением недоумения и, кажется, даже испуга, но жрец-взыватель сразу овладел собой.
Обряд был практически завершен. В последний раз звякнуло серебро колокольцев, и жрец-певец молча! повел коров прочь. Устало догорал Агни, насытясь добычей, но Дрона все еще продолжал стоять с закрытыми глазами, воздев руки к небу.
И вот что-то неуловимо изменилось в вышине. Горняя синь пришла в движение, прямо из девственной голубизны рождая пух облачка-младенца. Младенец потянулся, становясь ребенком, подростком, взрослея,. наливаясь темной силой…
Все, кроме застывшего у алтаря Дроны, благоговейно взирали на чудное знамение.
Прямо из зенита с треском ударил ветвистый перун Индры, вспарывая ткань небосвода. Следом налетел порыв Ваю-Ветра, грубо подхватил облачко… нет, уж тучу на сносях, беременную ливнем! - встряхнул как следует, и тяжелые капли звонко забарабанили по листьям ближайших деревьев.
Впрочем, дождь скоро кончился. Ветер предупредительно утащил прочь изрядно похудевшую тучу, и теплые руки солнечных лучей мягко легли на лицо жреца-взывателя.
Только тогда Дрона наконец открыл глаза и медленно опустил руки.
- Они повиновались, - прошептал он чуть слышно и в голосе Брахмана-из-Ларца впервые в жизни прозвучал священный ужас. - Они повиновались… мне.
Отрывок из рукописи Хотраваханы, главы обители близ Шальвапура, середина периода Васанта
…Я знал, что вечером он придет ко мне, и он пришел. Я был готов отвечать на его вопросы - и одновременно не переставал удивляться.
Оказывается, я все еще не разучился этому!
К знанию, о котором Дрона собирался спрашивать меня сейчас, в свои неполные шестнадцать, приходят лишь единицы из людей нашей варны, да и то по большей части на склоне лет.