- Помнишь, зимой мы охотились на оголодавший выводок пишачей? Я с помощником, ты, Силач… Старого упыря, видимо, разорвал тигр, а самка с детьми осмелилась подстерегать наших женщин и подростков, когда те покидали пределы деревни. Тетку Силача нашли у ручья с разодранным горлом, мальчишку-подпаска обглодали так, что родная мать не узнала… Помнишь? Мы нашли их берлогу и сунулись внутрь, а ты стоял снаружи с луком наготове. Потом мы сожгли тела пишачей, повинуясь твоим советам, и ты еще сказал у погребального костра: "Да возродятся в телах, менее поощряющих скверну души!" Помнишь?
- Помню, - эхом донеслось из-за спины. - И схватку с ракшицей-людоедкой тоже помню. И разбойников, когда выручка за проданные бревна едва не покинула котомки твоих односельчан.
Голос ровный, бестрепетный… не голос, гладь Скотьего Брода в летний зной.
Конечно же, он все помнит.
- Мне пятьдесят восемь лет, Дрона. Когда я умру, мне хотелось бы оставить деревню на надежного человека. Они неплохие люди… пусть даже и шудры. Шудры умеют любить, ненавидеть, дети их рождаются в муках, а кровь течет таким же красным потоком, как у брахманов или кшатриев. Помощник мой немолод, как и я, а оставлять деревню на Силача, будь он трижды силачом… Я рассчитывал на тебя, Дрона.
Молчит.
Ну да, я ведь не задавал вопроса…
- И это еще не все. Я никогда не говорил тебе о своем прошлом… Видимо, пришло время. Мой дед был наполовину брахманом, мой второй дед был на четверть вайшьей из торгового цеха. Поэтому я пандит по Закону. Я мог бы претендовать на место в одной из промежуточных каст, но не сделал этого. И знаешь, почему? На алтаре в Святом Месте не зря стоит изображение богини Кали. Мы кланяемся ей как покровительнице, потому что Темная любит бой, любит смерть и еще потому, что учителя "Боя-в-Святом-Месте" тесно связаны с храмами Кали. Раньше "Бой-в-Святом- Месте" назывался по-иному, и рядом с Кали не стоял образ Рамы-с-Топором. Я отдал дань величайшему из аскетов-воинов одним из первых. После того, как полтора десятка лет тому назад он бродил в наших местах. Учил. Объяснял. Наставлял… И я не уверен, что служителям Кали нравится соседство смертного аскета с их могучей богиней! Молчит.
Наверное, это хорошо… Главное - не поворачиваться к нему лицом. Иначе я не смогу.
- В молодости я был душителем, Дрона. Слугой Темной. .- Тхагом-душителем? Я не ослышался, Гурукал?
Наконец заговорил.
А голос как был, так и остался ровным…
- Да. Только мы здесь, на юге, называем слуг Кали не тхагами, а тугами. Я был тугом-душителем. Более того, я был тугом высшего посвящения! Я убивал не платком-румалом из алого шелка, а ритуальным кинжалом-шилом, на рукояти которого скалился череп из гирлянды Божественной Матери! Пролить кровь во время святого убийства - смертельный грех для туга, ибо пролитая кровь отягощает Карму. Удар кинжала наносится только в ямку под затылком, и жертва отходит без мук и без крови! А Кали-Темная радуется, радуется в определенные дни, и мы называли эти дни "Месячными очищениями богини"… После них Трехмирье, согласно воззрениям душителей, готово к принятию семени Атмана, и чрево Земли благоприятно для зачатия. Я был тугом, и я молил братьев отпустить меня. Они согласились.
Говоря это, я вновь увидел: братья стоят полукругом, и старейшина торжественно ломает мой кинжал перед статуей богини. Это случилось на окраине Брах-магири, в тайных подземельях Кали, в день "Очищений богини". Хруст узкого клинка, факелы гаснут, и я ощупью ищу дорогу к выходу - знакомый до мелочей зал вдруг становится чужим и пугающим. Я иду, туг-расстрига, ежесекундно ожидая прикосновения шелкового румала к своей шее, я иду…
Они выполнили обещание.
Я перестал быть тугом и ушел живым.
Обязавшись раз в год присутствовать на ночных бдениях душителей-брахмагирцев и поставив изображение Кали на алтарь в Святом Месте.
Я нарушил Закон, Дрона, когда воздвиг лик Рамы-с-Топором рядом с Темной. Три года назад мне напомнили об этом. Раньше деревню не трогали даже в дни "Месячных очищений". Теперь же… он явился прямо в мой дом, пожилой душитель, знакомый мне по прошлым дням. Он велел мне самому выбрать, кого из односельчан я отдам богине. Я отдам, а он исполнит. Я долго выбирал, Дрона. И выбрал себя. Он расхохотался мне в лицо. Тогда я ударил его, а он достал румал, треугольный лоскут шелка с вшитым на конце грузиком. Опасно представлять тугов трусливыми убийцами, нападающими только сзади. Это умелые бойцы: и мастера румала, и кинжальщики… более чем умелые. Из захвата румалом дорога одна - в райские сферы или Преисподнюю. Мы дрались больше двух минут, мы дрались дольше, чем когда бы то ни было. Я сломал ему ключицу. И выгнал прочь, разрезав румал пополам.