.
Очередная сказка о Золушке 
30 
— И что он увидел?
— «Пипиську под соусом». Так он говорит.
— Вранье.
— Я так и сказал. А он — нет, говорит. «Вонючую пипиську под соусом». Я ему тоже не поверил. Тогда он мне записку показал. Это уж слишком — нет, правда. Когда вот так вешаются.
— Еще бы… Знаешь, мне прошлой ночью снилось, что ты изучаешь секс в Оксфорде. Все было совершенно как в обычной жизни. В моем сне. Только ты изучал секс в Оксфорде.
— А какие я оценки в диплом получил?
— Неважные. Ненавижу сны.
— Не перебивай.
Я забрал ее окало десяти из какого-то бара в Ноттинг-хилле. Со мной был поэт Майкл Андервуд. Ты с ним знаком? Короче, в такси (ну что тут скажешь?) у меня внезапно возникло чувство, будто у меня на лице выросли усы. Усы оказались не мои — Майкла. Тогда я говорю, спасибо, Майкл, не надо, и мы снова стали разговаривать про Уильяма Эмпсома и И.-Э. Ричардса. Он, знаешь ли, голубой. Не скачет, не ржет, как жеребец — чего нет, того нет, — но явно голубой и доволен этим. Так вот. Вайолет была с какими-то девушками, так что на следующую поездку нам понадобилось два кэба, и она влезла в один с Майклом. На том конце (а это было не так уж далеко) он выкарабкался с таким видом, как будто только что пережил Сталинградскую битву. Стоит, волосы растрепаны, рубашку обратно заправляет, галстук вытаскивает — он между ключиц застрял — и говорит (заметь: он картавит и проглатывает «р», как Денисов в «Войне и мире»): «Слушай, я уж думал, твоя сестра меня прямо-таки живьем сожгет».
— Сожгет?
— Сожрет. — Это было одно из качеств, которые нравились ему в Лили — она читала с той же скоростью, что и он (и знала все, что можно было знать о его сестрице). — Сожрет. В том смысле, что она похотлива, как Шехерезада в твоем представлении.
В тот момент ситуация показалась мне до смешного симметричной, и только на другой день это дело начало меня преследовать. Тогда я позвонил Майклу, и мы с ним отправились куда-нибудь выпить. Лирическое отступление:
Любовь прекраснее всего[23]. Люси, я тебя любил. Любовь питают музыкой[24]. Любовь в холодном климате[25]. В судьбе мужчин любовь не основное[26]. Пусть любовь твоя будет нежна[27]. Бог есть любовь. Шпион, который меня любил[28]. Стоп! Ради всего…
— Любовь… Чего это он?
— А здесь вот что, — сказал Кит, — вместо «любить» подставляешь «ебать», а вместо «любовь» — «разнузданный секс».
— Стоп! Ради всего… Может, потом закончишь? Мы же скоро пойдем к этим голубкам в гроте.
— М-м. Мне не терпится на него взглянуть. Погоди.
О господи.
— Потом закончишь. Закрой глаза, Адриано. Я Шехерезада.
— Погоди.
— Стоп! — сказала Лили. — Ради всего…
— Ты мне сломаешь…
— Стоп!
После Кит с Лили пошли вниз, и за кофе в салоне их познакомили с Адриано. Они говорили о замках. Замок Адриано был не похож на замок Йоркиля — крепость на склоне горы. Замок Адриано (как Киту скоро предстояло увидеть собственными глазами) заключал в своих объятиях целую деревню. Потом Кит вернулся в башню.
Тут, наверху, его ожидала миссия, неподобающая романтическому герою — или даже антигерою, каковым ему суждено было стать. Все это было ниже его достоинства. Да только что ему было делать? «И даже на самом высоком из земных престолов сидим мы на своем заду»[29], — сказал Мишель Эйкем де Монтень году в 1575-м, что ли. Люди, расщепляющие атом и шагающие по Луне, поющие серенады и сочиняющие сонеты, они хотят быть богами, но остаются животными, чьи тела некогда принадлежали рыбе. Короче говоря, Кита Ниринга ожидало холодное сиденье. Ему, разумеется, не терпелось к Адриано. Тем не менее Адриано поймет.
Кит не изучал секс в университете — точнее, больше не изучал. Теперь он изучал «Памелу» и «Шамелу». И все-таки первые четыре триместра он изучал именно секс. Не только секс — еще он изучал смерть, изучал сновидения, изучал дерьмо. Согласно неофрейдизму, господствовавшему в его эпоху, то были краеугольные камни «я»: секс, смерть, сновидения и человеческие нечистоты, или ночные экскременты. Монтень мог пойти дальше: в самом высоком из земных престолов имеется овальная выемка, а под рукой — рулон туалетной бумаги.
Одним несносным качеством ванная — ванная, связывавшая его с Шехерезадой, — и вправду обладала. В ней не было окна. Лишь окошко в потолке, безнадежно далекое. По сравнению со среднестатистическим мужчиной — обитателем Англии, Кит, по его мнению, относился к дефекации вполне жизнерадостно. Однако ее значение не могло не вызывать у него грусти. И он уступил отважным соболезнованиям, высказанным великим Оденом в последней строфе «Домашней географии»:
23
Популярная песня.
24
У. Шекспир, «Двенадцатая ночь, или Что угодно». Перевод М. Лозинского.
25
Роман Н. Митфорд.
26
Дж.-Г. Байрон, «Дон Жуан». Перевод Т. Гнедич.
27
Популярная песня.
28
Фильм о Джеймсе Бонде.
29
М. Монтень, «Опыты». Перевод А. Бобовича.
30 
