Особенно,... 
94 
Шехерезада в ночнушке и шлепанцах. Она снова наполнила свою огромную миску. Нога на ногу, икра на голени; невинность шлепанцев. Более конструктивно на этом этапе будет подумать о ее бедрах, об их внутренней стороне, более мягкой и влажной, чем наружная… Там, под медленным, непрерывно крутящимся на потолке вентилятором, он ее и оставил. А вентилятору на потолке полностью доверять не станешь, не правда ли? Ведь он всегда словно откручивает сам себя.
* * *
Кит сидел в одиночестве за каменным столом, где ему неожиданно удалось осилить часовой эквивалент «Мельницы на Флоссе»: восхитительную, неотразимую Мэгги Талливер пытался сбить с пути истинного хлыщеватый Стивен Гест. Репутация Мэгги — а стало быть, и ее жизнь — вот-вот будет разрушена. Они вместе в лодке, наедине, плывут по реке, вниз по течению, плывут по Флоссу…
«Ну что, — спросил он хрипло, затягиваясь своей „Диск бле“, — тебе было хорошо?»
А Дилькаш сказала: «Мне было… Сначала мне, конечно, было немного страшно».
«Конечно. Это же естественно».
«Верно».
«Более страшно, чем ты ожидала, или менее?»
«Менее».
«Тебе восемнадцать. Нельзя ведь всю жизнь откладывать. В следующий раз это уже не будет казаться настолько важной вещью».
«Верно. В следующий раз. И спасибо, что ты был так нежен».
Они, эти двое, говорили о первом поцелуе Дилькаш — ее самом первом в жизни поцелуе. Он только что его обеспечил. Кит не собирался заставать ее врасплох. Они заранее обсудили этот вопрос в подробностях… Губы ее были того же цвета, что и кожа, переход был обозначен лишь изменением в текстуре ткани. Эти губы не раскрылись, как не раскрылись и его, когда он целовал рот оттенка плоти на лице оттенка плоти.
«В следующий раз», — начал он.
Но тут дверь рывком открыли — это был неумолимый Первез, который подошел и встал над ними, сатанински красивый, со сложенными руками. И второго поцелуя не последовало. Он перестал звонить. Больше он с ней ни разу не виделся.
На этом Кит чихнул, зевнул и потянулся. Лягушки и их удовлетворенное бульканье. Щелкающие цикады с их щелкающим вопросом и ответом; заикаясь, они пытались выговорить его — всегда один и тот же ответ, всегда один и тот же вопрос.
* * *
— Куда посылали твоего отца?
Девушки прочесывали кухню в поисках провианта. После завтрака — Ветхого Завета наступил обед — Махабхарата. Часы тикали, раз в столетье. Или токали. Или клокали. Или кликали, клакали, клюкали. Глория сказала:
— Перед войной — в Каир. Потом в Лиссабон. Потом в Хельсинки. Потом в Рейкьявик. В Исландию.
Как описать одним словом эту конкретную дипломатическую карьеру? Кит, который рад был возможности отвлечься, рылся в своем лексиконе, ища антоним к слову «метеорная». Потом сказал безо всяких эмоций (с этого момента он ограничит свои замечания самоочевидным — общими местами, тавтологиями):
— На север двигался. Ты помнишь Лиссабон?
— В Лиссабоне я была совсем маленькая. Хельсинки помню. — Она непритворно вздрогнула. — Холоднее, чем в Исландии. Место, о котором он любит рассказывать, — Каир. М-м. Королевская свадьба.
— Какая королевская свадьба? — спросила Шехерезада. — Между кем и кем?
Глория откинулась на стуле и сказала удовлетворенным тоном (Йоркиль, в отличие от Тимми, уже летел к ней в объятия: Дувр, Париж, Монако, Флоренция):
— Между сестрой короля Фарука, Фавзией, и будущим шахом Ирана. В обеих странах были очень недовольны. Они ведь принадлежат к разным сектам. А мать Фавзии ушла со скандалом — что-то по поводу приданого. Праздник длился пять недель.
Кит наблюдал, как Глория опустила голову под стол; скоро голова появилась снова (соломенная сумка), и она положила перед ним его измятый экземпляр «Гордости и предубеждения».
— Спасибо. Мне понравилось. Кстати, там вовсе не о браках по расчету. Кто мне такое сказал? Это ты, Шехерезада?
— Нет. Это я.
— Ты? А тебе ведь, кажется, положено разбираться в таких вещах? В чтении книжек. Ты был совершенно не прав. В первый раз, если помнишь, Элизабет отказывает Дарси наотрез. А отец запрещает ей выходить за него, если это только ради его богатства — серьезно, тоже где-то в конце. Я поразилась.
«Гордость и предубеждение», мог бы сказать Кит, обладает одним-единственным недостатком — в ней, ближе к развязке, отсутствует сексуальная сцена на сорок страниц. Но он, разумеется, промолчал — он ждал, и все. Раз в десять минут часы на комоде выжимали из себя очередное подагрическое подергиванье. В чем, вероятно, и заключалась «относительность». Шехерезада сказала:
94 
