— Да? — ответил сержант, привыкший к тому, что среди ночи ему обязательно звонили какие-нибудь чокнутые, за которыми якобы охотились иностранные шпионы. — И кто же за вами наблюдает?
— Не знаю, — прошептал в трубку коммандант. — Двое стоят на улице перед домом и один в саду позади дома.
— А почему вы шепчете? — спросил сержант.
— Да потому, что за мной наблюдают, — раздраженно прошептал в ответ коммандант. — С чего бы еще мне шептать?!
— Не знаю с чего, — сказал сержант. — Погодите, я запишу. Вы сказали, что за вами наблюдают два человека из сада перед домом и один из-за дома, так?
— Нет, — ответил коммандант, начавший уже злиться на этого дежурного сержанта.
— Но вы только что сказали…
— Я сказал, что двое стоят перед моим домом и еще один — в саду позади дома, — повторил коммандант, пытаясь еще как-то контролировать себя.
— Два… человека… перед… моим… домом, — сержант медленно записывал, повторяя каждое слово. — Я записываю, — сказал он, когда коммандант поинтересовался, чем он там занимается.
— А быстрее вы не можете? — заорал коммандант, потеряв наконец терпение. — У меня тут огромная дыра в потолке над кроватью, и в доме явно установили жучки, — продолжал он, но в ответ в трубку донеслось, как дежурный говорит кому-то, что у него на линии очередной сумасшедший.
— Поправьте меня, если я скажу что-то не так, — начал сержант, прежде чем коммандант успел сделать ему выговор за плохое исполнение его обязанностей, — но вы заявили, что за вашим домом следят три человека, что в потолке у вас здоровенная дыра и что в вашем доме установлены подслушивающие устройства. Так? Вы ничего не забыли?
Коммандант Ван Хеерден был уже в состоянии, близком к апоплексическому удару.
— Одно забыл, — проорал он в трубку. — Говорит коммандант Ван Хеерден, ваш командир. И я приказываю вам немедленно послать патрульную машину к моему дому!
Ответом на это резко отданное приказание было скептическое молчание.
— Вы меня слышите? — прокричал коммандант. Но было совершенно очевидно, что дежурный сержант его не слышал. Сержант прикрывал трубку рукой, но до комманданта все же доносилось, как он говорил дежурному констеблю, что звонит какой-то сумасшедший. Коммандант раздраженно бросил трубку и стал думать, что же ему делать. Наконец он поднялся и снова подошел к окну. Зловещие фигуры наблюдателей оставались на своих местах. Коммандант на цыпочках прокрался к комоду и начал рыться в ящике для носков в поисках револьвера. Наконец он нашел его, проверил, заряжено ли оружие, и, решив, что дыра в потолке делает невозможной оборону спальни, на цыпочках направился вниз по лестнице. В этот момент в спальне зазвонил телефон. Первым побуждением комманданта было не отвечать; но потом он подумал, что это может быть дежурный сержант, вознамерившийся проверить, на самом ли деле ему звонил коммандант. Ван Хеерден поспешил наверх, но едва он добрался до телефона, как тот перестал звонить.
Коммандант сам набрал номер полицейского участка.
— Вы мне сейчас звонили? — спросил он дежурного сержанта.
— Смотря по тому, кто вы, — ответил тот.
— Я — ваш начальник, — проорал коммандант. Сержант подумал над ответом.
— Хорошо, — сказал он наконец, — положите трубку, мы вам сейчас перезвоним.
Коммандант с ненавистью посмотрел на трубку.
— Послушайте, — сказал он, — мой номер 54—88. Проверьте. Я трубку класть не буду.
Через пять минут полицейские машины со всего Пьембурга съехались к дому комманданта Ван Хеердена, а дежурный сержант ломал себе голову, как он будет утром оправдываться перед начальством.
Глава третья
Такими же мыслями был занят и лейтенант Веркрамп. О фиаско в доме Ван Хеердена ему доложил сержант Брейтенбах, проведший накануне весь вечер за прослушиваним телефона комманданта и сохранивший достаточную ясность ума, чтобы успеть приказать наружному наблюдению исчезнуть, прежде чем туда съехалась полиция. К сожалению, оставались еще установленные в доме микрофоны. Лейтенант Веркрамп понимал, что, если их обнаружат, это вряд ли будет способствовать улучшению его отношений с непосредственным начальником.
— Я вам говорил, что не стоило этого делать, — сожалел сержант Брейтенбах, пока лейтенант Веркрамп одевался.
Но Веркрамп придерживался иной точки зрения.