121 
Далеко Разящий?! кучерявый насмешник?! — не может быть!
Я сморгнул и увидел тень.
Тени. На лбу выступил холодный пот. Люди, звери или боги не отбрасывают такие тени. Чудовищность красоты и прелесть уродства. Тени обступали Приама, троянского владыку, медленно кружились вокруг трона, и сквозила в их движениях сладострастная обреченность. Превращая пя-тидесятилетнего мужчину в груду умирающей плоти. А Парис, пастушок-найденыш… О боги! он похож, он действительно похож!..
Есть мысли не для живых.
— …полагаем, что к примирению больше нет препятствий. А сейчас досточтимых послов ждет трапеза. Мне же позвольте на время удалиться — басилея зовет его долг. Позже я присоединюсь… к вам…
Приам заерзал на троне, словно ему подложили колючку. Пальцы старца закопошились: взяли, смяли, погладили, оторвали… Мигом двое даматов под руки подняли владыку с трона — аудиенция закончилась.
— К жене побежал. Долг супружеский исполнять, — шепнул мне на ухо Калхант, когда мы выходили из зала. — Он без этого трех часов не может… плохо делается…
Я мысленно извинился перед самим собой за «кобеля». Вот тебе и развалина трясущаяся! Силен, старикан! Значит, не врали люди…
Пир закатили до утра. А утром, едва проспались, к нам заявилась целая свора гонцов с приглашениями едва ли не от всех знатных граждан Трои. Богоравные жаждали явить гостеприимство.
И я понял: быстро нам отсюда не выбраться.
* * *
— Любим данайцев, дары приносящих! — надрывается толпа снаружи. Это дарданы, их тут едва ли не половина населения. Они нас любят.
Громко, во всеуслышанье.
Сегодня нас принимает Анхиз, дарданский властитель, брат Приама. Я начинаю уважать здешние семьи. Жить РЯДЫШКОМ, имея одинаковые права на трон, и не сожрать Друг дружку… Уметь надо. Детей у Анхиза много меньше, и дворец тоже не сводит с ума размерами; зато отделан побогаче. Хотя, казалось бы, дальше некуда. В мегароне на стенах фрески — местные деды-прадеды совершают подвиги. Вон из моря лезет чудище, а басилей Лаомедонт велит Гераклу (похож!..) прибрать чудище к ногтю. Все чин чинарем: басилей большой, Геракл маленький, дракон средний. Рядом красота неописуемая — впереди стада пастушок идет, со свирелькой. Стадо, заметим, славное: полета юношей, полета девиц и пегая корова. Корова вот-вот свалится от усталости. Внизу надпись клиньями, по-хеттийски: «Основание». Города, надо полагать. Дальше и вовсе загляденье: Посейдон с Аполлоном возводят троянские стены. Посейдон в растворе перемазан, на голове платок, борода колтуном; Аполлон зачем-то с луком. На заднем плане человечишка копошится; лицо от благочестия чуть не треснет. Ему тоже кусок стены выделили.
— Радуйтесь! Нам каждый гость дарован богом, какой бы ни был он земли…
Радуемся. Кланяемся Анхизу-дарданцу, гостеприимному хозяину. Кланяться хорошо: легче скрыть потрясение. Да, меня предупреждали заранее: Анхиза любила Черная Афродита, даже сына Энея ему родила (вон стоит, плачет на радостях; здоровенный детина…) — а потом разлюбила. Да так, что у милого избранника от горя расслабленье членов и подслеповатость. Знаем мы эти штучки, афродитические…
Видели вчера.
Трясет его, Анхиза-то; дергает. У левого глаза — полированный хрусталь, для пущей остроты зрения. Хрусталь держит слуга, самому владыке не удержать. Похожи они с братцем, ох, похожи — в их лета так выглядеть, это сильно постараться надо. Старались. Вон, тени кругом Дарданца кишмя кишат. Знакомые, басилейские; виделись уже. Дрожь по хребту, мурашки; говорю положенное, заверяю в дружбе-приязни, а сам нет-нет да и гляну: тени! прелесть уродства! дикость красоты! Больше не разглядеть. Удивительно ли, что членов расслабленье…
Выясняется: дарданы войны не хотят. И сейчас не хотят, и раньше не хотели. И хотеть не будут. Осуждают Париса, сочувствуют обманутому мужу; приложат все усилия. «Любим данайцев!..» — снова взмывает за стенами. Нас приглашают за столы. Эней Анхизид прилип к Менелаю, в сотый раз умоляет пересказать трагическую повесть его жизни. Слезы текут по простоватому лицу Энея, чистые искренние. Парень явно не дурак поплакать. А владыка-папаша не дурак выпить: виночерпий с ног сбился. Вон, и члены поменьше трясутся, и взор просиял. Говорим о приятном. Меж столами снует мой рябой свинопас: на правах сопровождающего его оставили с господином послом. Эвмея вдохновила история найденыша-Париса, теперь свинопас достает всех и вся: не пропадал ли у здешнего басилея еще один сынок? Лет тридцать пять тому назад? Да гляньте, гляньте!.. черты, властность очей! семейное сходство! Не похож?! Жаль… Гоню его прочь.
121 
