ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Невеста по завещанию

Очень понравилось, адекватные герои читается легко приятный юмор и диалоги героев без приторности >>>>>

Все по-честному

Отличная книга! Стиль написания лёгкий, необычный, юморной. История понравилась, но, соглашусь, что героиня слишком... >>>>>

Остров ведьм

Не супер, на один раз, 4 >>>>>

Побудь со мной

Так себе. Было увлекательно читать пока герой восстанавливался, потом, когда подключились чувства, самокопание,... >>>>>

Последний разбойник

Не самый лучший роман >>>>>




  150  

— Как я мог тебе ответить, Рут? Наша память никогда не рассказывает нам именно тех историй, которые нам нужны. Судьбы наших героев неизменно складываются не так, как нам того хотелось. Эти жизни не оставляют знаков для тех, кто идет следом. Истинные их деяния творятся в темноте и молчании, и нерассказанные их истории остаются вместе с ними во тьме пещеры. Что из всего этого я бы смог тебе показать?

Часть 3

Аграфа

Эта влажность была — зверь. Воздухом, который он вдыхал сейчас, уже дышали. В этом кислом привкусе остался тонкий след кипящих пузырьков в живом токе крови. Он стоял в отмершем легком пещеры, и его собственные легкие были стиснуты ребристой грудной клеткой: чуть отпустило — сдавило опять. Застоявшееся в здешнем воздухе чужое дыхание текло теперь сквозь него.

Он шел вперед, и свет умирал постепенно. Его глаза пытались приспособиться к темноте, про которую он знал, что она — абсолютная. Он закрыл их и пошел вперед, осторожно, шаг за шагом, нащупывая дорогу. Шаткий камень прокрутился у него под ногой и покатился по полу, изрытому небольшими кочками и неглубокими впадинами. Коридор оборвался вниз, потом пошел под уклон более ровно, уводя его все дальше во тьму.

Двигаться он стал медленнее, или ему просто так показалось. Здесь не существовало времени. Он пытался нащупать впереди пролом или трещину, которая поймает его ногу в ловушку и опрокинет его головой вперед в пустое пространство — или в ничто, в полную и безвыходную слепоту. Ночной охотник идет по следу при свете луны… Но здесь никогда не светила луна. Его ладонь скользила по прохладной каменной поверхности, которая то щербилась пчелиными сотами, то вновь разглаживалась, то разбегалась трещинами, узора которых он даже мысленно не мог себе представить, свести воедино. Рука проваливалась в ниши и снова находила себе опору. Он шел дальше.

Пещера делалась все уже. Еще несколько коротких шагов, и, если расставить руки, можно будет коснуться пальцами обеих стен. Потом стены опять разошлись по сторонам. Один раз он споткнулся и упал, ссадив кожу о шершавый камень. Камень ничего не отдавал взамен на его глухие шаги; мягкий этот шорох да его дыхание — единственные звуки. Пещера начала петлять. Он снова замедлил шаг. Он умел ждать. Здесь ничего произойти не могло, если не считать его собственного медленного продвижения от света прочь. Здесь больше не было следа, по которому можно идти, и знать здесь тоже было нечего.

Ему показалось, что в пещере стало теплее, но он ошибся. Это был запах, свойственный теплоте, — едва заметная отдушка у него в ноздрях. Сухая и затхлая. Свойственная теплому телу зверя.

Он потянулся вверх и дотронулся до потолка пещеры, а потом отследил весь ее периметр вокруг собственного тела. Он глотнул воздуха и затаил дыхание, прислушался, а потом опустился на четвереньки. Запах стал сильнее. Он вытянул руку вперед. Пусто. Холодный пещерный камень. Но теперь он услышал и самый звук дыхания, невыразительный, но ритмичный. В себя, потом из себя. Он двинулся вперед, потом снова вытянул перед собой руку. Ладонь сомкнулась на живой плоти.

Наималейшего движения хватило, чтобы он отскочил в сторону. Потом опять подкрался поближе, и пальцы его подрагивали, нащупывая дорогу. Копыто. Раздвоено, а вот ложный коготь, непроросшая почка плоти на тыльной стороне задней ноги. Волосы на огузке слиплись от грязи и крови. Вепрь лежал на боку, и дыхание у него было неглубоким и частым.

Он ощупал брюхо зверя там, где шерсть была реже всего, а кожа под ней — самая мягкая. Его ладонь прошлась по волокнистой щетине выше, на боку. Вепрь снова пошевелился, поднял голову и тут же ее уронил. Клык царапнул о камень.

Он дотянулся до проволочно-жесткой щетины на загривке. Щетинины лежали прямо вдоль линии позвоночника, толстые, как гусиные перья. Потом он опускал и опускал голову, покуда чуть менее грубая шерсть на боку вепря не стала колоть ему щеку. Тогда он остановился и пробежался пальцами по мягкому подшерстку. Он чувствовал, как убывающий жар вепря пульсирует сквозь плотную броню подкожного жира. Легкие надувались и опадали, и каждый вдох приподнимал ему голову, а каждый выдох был чуть менее сильным, чем предыдущий. В себя, потом из себя. Он подоспел вовремя. Сердце вепря гулко стучало, все медленнее и медленнее. Он ждал, пока оно замолчит.

Сейчас. [220]

Список сокращений

Условные обозначения


220

Напоследок — несколько слов о прототипе протагониста романа. Пауль Целан (1920–1970) (настоящее имя Пауль Анчель, псевдоним Целан представляет собой анаграмму фамилии) — один из крупнейших немецкоязычных поэтов XX в. Именно его биография и послужила той канвой, на основе которой строится сюжетный ряд «современной» части романа. Целан родился в Черновцах, и к началу советской оккупации Буковины ему исполнилось 19 лет, а к началу оккупации немецко-румынской — 20. Сын активного сиониста, изучал в детстве иврит, но системного религиозного образования не получил и стихи начал писать на том языке, который с детства считал родным, — на немецком. В 1941 г. жил в гетто и был мобилизован на принудительные работы. Правда, это была не разборка, по колено в ледяной воде, обломков разрушенного моста: разбирали обломки разрушенного здания почты, затем в обязанности Анчеля входило собирать и уничтожать русскоязычные книги. (N.B.: В Германии Целан известен не только как поэт, но и как переводчик русской поэзии — Лермонтова, Цветаевой, Есенина, Мандельштама; своей немецкой славой Мандельштам обязан именно переводам Целана.) В июне 1942 г., в субботнюю ночь, была начата депортация гетто. Девушка по имени Рут Лакнер, подруга Целана, нашла убежище для его семьи — маленькую румынскую фабрику; хозяин был готов помочь евреям, но родители Целана считали, что опасность преувеличена, — и были вместе с другими черновицкими евреями вывезены в Транснистрию, в немецкие лагеря. Отец впоследствии умер от тифа; мать, от истощения потерявшую трудоспособность, немцы застрелили. Пауля Анчеля не было дома в ту ночь, когда депортировали его родителей; чувство вины за то, что они погибли, а он остался в живых, будет преследовать его всю жизнь (полагают, что именно оно довело его до самоубийства: весной 1970 г. он бросится с парижского моста в Сену).

Избежавший депортации Пауль Анчель был переведен в трудовой лагерь на территории Румынии, откуда в 1945 г. вернулся в Черновцы, затем уехал в Бухарест, в 1947-м из Бухареста перебрался в Вену, а уже оттуда в 1948-м — в Париж, где женился на художнице Жизель Лестранж. В Париже жил в основном переводами, с 1948 г. начинает активно публиковать собственные стихи, уже под псевдонимом Целан, опробованным еще в Бухаресте. Издатель для его первой книги находится в Вене, и это маленькое частное издательство («Песок из урн», Вена, издательство А. Зексля, 1948). Пишет он по-немецки, и отношения с собственно немецкой писательской средой складываются весьма непросто. Целан, так же как и Соломон Мемель, оказывается в центре литературного скандала — вдова покойного Ивана Голла (наст, имя Исаак Ланг, 1891–1950), другом и редактором которого был в 1948–1950 гг. Целан, обвиняет его в плагиате. История обрела широкий резонанс, довольно долго муссировалась в литературных кругах и окололитературных изданиях, вдова Голла нашла даже некоего «американского германиста», который авторитетно подтвердил, будто в новом сборнике Целана («Мак и память», 1953) встречаются элементы прямого плагиата с «посмертной» книги Голла «Сонная трава» (1952), опубликованной вдовой последнего, на руках у которой были неизданные рукописи Целана.

Прямое отношение к структуре романа, помимо биографии Целана, имеет также и его поэтическое творчество, и прежде всего стихотворение «Todesfuge», которое можно перевести и как «Фуга смерти», и, буквалистски, как «Бегство от смерти». Кроме того, по-немецки слово Fuge обозначает еще и шов, щель, расселину в камне — что естественным образом выводит на перегруженное символическими подтекстами греческое ущелье и на «пещеру вепря», к которой оно выводит.

Возможна игра смыслов и на имени персонажа — в его сокращенном варианте, «Сол», которое, будучи производным от «Соломон», созвучно для англоязычного читателя имени Saul, Сол. Перекличка Saul — Paul выводит уже на новозаветные контексты.

  150