Особенно,... 
72 
Потом завизжали тормоза, поезд остановился и, как только пассажиры ринулись наружу, больной попытался встать.
Он подтянулся, ухватившись за ближний к двери поручень, а потом наполовину вывернулся, наполовину вывалился на перрон. Внезапно потеряв опору, пьяный рухнул на пол. Сол встал и выбежал на платформу.
Но больной уже рухнул между обитателями пригородов, столпившимися возле дверей, и те, призванные к действию столь решительным образом, сомкнулись вокруг него, взывая ко врачам, станционному персоналу и полиции. Потом, столь же внезапно, они отпрянули назад. Мужчину вырвало. Он стоял на четвереньках, и изо рта у него ниточкой свисала слюна. Кто-то протянул ему салфетку. Подбежал служащий и начал помогать ему подняться на ноги, одновременно призывая собравшихся отойти подальше, потому что поезд сейчас отправится. Бизнесмен что-то бормотал, пытался не то извиниться, не то объясниться, и ему явно хотелось только одного — уйти отсюда куда подальше.
Еще бы ему не хотелось, прикидывал — уже потом, задним числом — Сол. Тогда же он обратил внимание только на то, что пьяный по-прежнему лежал на полу вагона. Служащий, который, видимо, и должен был вытащить его на платформу, ушел вместе с больным. Входящим в вагон пассажирам только и оставалось, что перешагивать через простертую на полу фигуру. Мужчина в синем комбинезоне нагнулся было, чтобы разбудить его, потрепав по плечу, но остановился он как раз на самом проходе, и те, кто напирал сзади, вынудили его пройти дальше в салон. Двери захлопнулись.
Сол стоял чуть в стороне от места происшествия и смотрел, как поезд набирает ход. И тут вдруг до него дошло — то, что он должен был понять еще тогда, когда «пьяный» упал на пол, или, может быть, еще раньше, когда ему показалось, что тот рассмеялся во сне.
Но и больной, и пьяный принадлежали к числу тех людей, на чьи социально ориентированные сигналы не принято обращать внимание. Отказ в сочувствии был следствием допущенного ими нарушения публично принятых норм поведения. «Больной» это понял, именно на это он и сделал ставку. «Пьяный» был выше общественного понимания. Поезд сообщил часть своей собственной динамики телу, чья голова лежала на плече у больного. Сол уже понял, что «больной» осознал ситуацию гораздо раньше остальных, может быть даже, что и с самого начала. Но решил на время подавить приступ тошноты и, невзирая ни на что, продолжить свой путь. Вероятнее всего, он прикинул, что, в конце концов, «пьяный», чье присутствие ему приходилось терпеть и чье тело навалилось на его собственное, на мертвого пока не похож.
Сол так и не узнал, что в конце концов встревожило оставшихся в вагоне пассажиров. Сигналы, подаваемые мертвым, подумал он позже, ускользают от общественного внимания ничуть не хуже сигналов, подаваемых пьяным. Едва ли не в тот же самый момент, как поезд тронулся с места, хорошо одетая женщина посмотрела вниз, туда, где, уже невидимый Солу, лежал пьяный. И выражение у нее на лице переменилось моментально: раздражение, потом недоумение и тут же, следом, осознание. Она поднялась с сиденья, рот ее пару раз открылся и закрылся. Пожилой мужчина ладонью прикрыл жене глаза. Остальные просто сидели и смотрели. Окна неслись мимо, как кадры отснятого фильма, действие нарастало. Сол видел, как молодой рабочий сделал стремительный шаг в сторону, он явно пытался до чего-то дотянуться. До девушки, решил он, до чего и до кого же еще. Но она уже давно успела перейти в дальнюю часть вагона. Как так вышло, что ни он сам, ни рабочий не обратили на это внимания? Поезд набирал скорость. А вот и она, небрежно оперлась на противоположную дверь. И — никакого внимания трупу, лежащему у ее ног. Она смотрела на Сола.
И он понял. Понял, что пыталась отыскать картина с транспаранта на захламленной и запущенной скотобойне его воспоминаний. Ветер стих. Человек, стоящий на помосте, поймал наконец сбежавшую от него веревку и туго натянул угол полотнища. Сол развернулся и пошел по набережной. Вскоре показался мост Мирабо, за которым уже виден был его дом. Света в окнах не было.
Еще с неделю или около того после происшествия он подбирал со скамеек в парках и с автобусных сидений растрепанные газеты и просматривал те полосы, на которых люди кусают собак, а разлученные в раннем детстве сироты оказываются заблокированными в застрявшем лифте. Какому-то человеку из Клиши предъявлено обвинение в том, что он держал свиней в квартире пятиэтажного дома; сын почтальона обнаружил «несколько комнат, забитых» неотправленными письмами, в доме своего покойного отца, а труппа лилипутов из восточногерманского цирка, отправившегося в турне по европейским городам-побратимам, сбежала в полном составе в Брауншвейге, прямо посреди представления. И — ни единого пьяного бизнесмена, который умер бы во сне в метро в прошлую пятницу, ни единого трупа, который прокатился бы из конца в конец через весь Париж, при том что попутчики всю дорогу либо игнорировали его, либо попросту не замечали. Интересно, что было со всеми этими пассажирами после того, как поезд отошел от Аустерлицкого вокзала, думал Сол. Ему казалось, что они исчезли, уехали по железнодорожной ветке, по которой поезда ходят только в один конец — в страну, где ничего и никогда не происходит. Куда ведут эти рельсы? Зашипели отпущенные тормоза, застучали сочленения между вагонами — по всей длине поезда. Когда вагон поравнялся с ним, он поднял голову.
72 
