Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... 
177 
К театру примыкал большой перистиль, окруженный сотней колонн с каннелюрами и аляповатыми коринфскими капителями, которые приобрел в Греции еще Сулла. Синие, с густой позолотой колонны на фоне красных, сплошь покрытых фресками стен производили диковатое впечатление, как, впрочем, и сад, изобиловавший фонтанами, мраморными рыбами и всяческими чудищами. Денег во все это было вложено явно больше, чем вкуса.
Но Помпей на том не остановился. В дальнем конце перистиля он воздвиг курию и провел в ней необходимые обряды, чтобы там мог собираться Сенат. Курия была очень удобна и в плане напоминала сгоревшую. Та курия представляла собой прямоугольное помещение, обнесенное по трем сторонам ярусами, сбегавшими к возвышению, где восседали курульные магистраты. Верхний ярус занимали заднескамеечники, сенаторы второго разряда, недостаточно знатные, чтобы избираться на должности, и не имевшие права участвовать в прениях, ибо за ними не числилось ни воинских, ни каких-либо иных заслуг. Два средних яруса вмещали сенаторов, некогда занимавших не очень высокие, но ответственные посты. Это были плебейские трибуны, квесторы, эдилы, отмеченные наградами храбрецы. Два нижних яруса предназначались для бывших курульных эдилов, преторов, консулов, цензоров, имевших гораздо больше пространства, чтобы распушить перышки, чем их коллеги, сидевшие выше.
Старая курия Гостилия внутри была мрачной. Ярусы из необработанного туфа, стены, покрашенные грязно-коричневой краской, с грубыми красными завитушками и неровными полосами. Курульное возвышение устилал тот же туф. Центральное пространство между двумя скамьями ярусов покрыто мрамором в черно-белую клетку, таким старым, что он стал тусклым и совершенно потерял вид. В отличие от этой античной простоты курия Помпея была целиком выполнена из цветного мрамора. Стены пурпурные, между позолоченными пилястрами выложен причудливый узор из плиток розового мрамора. Верхний ярус облицован коричневым мрамором, средние — желтым, нижние — кремовым, а курульное возвышение — нумидийским, мерцающим голубым. Проходы вымощены мозаикой в виде алых и белых кругов. Все это залито светом, поступающим через высокие фонарные окна, каждое схвачено золоченой решеткой и опирается на широкий карниз.
Многие, входя в помещение, фыркали при виде этой безудержной показухи, но на самом деле людей оскорбляла не пышность. Оскорбляла статуя, стоявшая позади курульного возвышения. Высеченная в натуральную (чтобы не гневить богов) величину, она изображала Помпея в дни его первого консульства. Стройного, крепкого, тридцатишестилетнего, с копной золотистых волос и с ясными голубыми глазами на простом, круглом и явно не римском лице. Скульптор был выбран лучший, как и художник, искусно раскрасивший статую. Кожа, глаза, волосы имели естественный вид, настоящей казалась и темно-бордовая обувь с консульскими серповидными пряжками. Только тога и видимая часть туники были исполнены в новой манере. На них пошел отлично отполированный мрамор, в основном белый и частично пурпурный в необходимых местах. Поскольку статую водрузили на постамент высотой в четыре фута, Помпей Великий довлел над всеми. Самодовольный! Невыносимо высокомерный!
Почти все четыреста сенаторов, присутствующих в Риме, пришли в курию Помпея на это долгожданное заседание в мартовские календы. В некоторой степени Гай Марцелл-старший был прав, считая, что Помпей хотел заставить Сенат собраться в его курии, потому что Сенат игнорировал существование этой курии, пока его собственное любимое помещение не сгорело. Но Марцелл-старший не захотел пойти в своих рассуждениях немного дальше и признать тот факт, что в эти дни Сенату просто негде было бы собраться в полном составе, кроме как здесь, вне священных границ Рима. А это означало, что проводившиеся здесь заседания мог посещать и Помпей, не теряя своего губернаторства в обеих Испаниях. Этими провинциями управляли верные ему люди, а сам он, будучи также куратором по заготовке зерна, имел возможность жить возле Рима и свободно передвигаться по всей Италии, что обычно запрещалось губернаторам провинций.
Рассвет только-только начинал разгораться над Эсквилином, однако сенаторов в саду перистиля уже было полно. В ожидании появления собравшего Сенат магистрата Луция Эмилия Лепида Павла они собирались в небольшие группы, объединенные одинаковыми политическими взглядами, и оживленно переговаривались, несмотря на столь ранний час. Заседание обещало стать памятным, и потому на Марсово поле явились даже самые недисциплинированные из почтенных отцов. Всегда приятно полюбоваться на свержение идола, а в том, что сегодня Цезарь, народный идол, будет повержен, практически никто не сомневался.
177 
