Последние отзывы

  267  

Коммерческий мир Рима ожил, стал выправляться. Отличный закон, уверяли и кредиторы и должники. Аттик, раньше всюду твердивший, что Цезаря нечего опасаться, очень гордился своей проницательностью. «Я же вам говорил!» — повторял он то и дело и принимал поздравления.

Поэтому вовсе не удивительно, что выборы магистратов всех рангов прошли для кандидатов Цезаря на ура. На консульские посты помимо Цезаря и Ватия рискнули баллотироваться еще несколько человек, но кто стал старшим консулом, а кто младшим? Цезарь и Ватия, разумеется. Этим восемнадцать старших центурий в один голос сказали: благодарим, благодарим, благодарим!

Вакансии в коллегиях жрецов тоже заполнились, а на горе Альбан провели Латинский фестиваль, давно обещанный римлянам. Каждый день что-то происходило! Впрочем, припоминал Рим, так всегда было и в прошлом, когда Цезарь находился у власти, несмотря на то, что Бибул очень старался ему помешать.

Поскольку второе консульство Цезаря начиналось лишь с первого новогоднего дня, он продолжал оставаться диктатором, а потому сумел без помех наделить всех жителей Италийской Галлии полноправным гражданством. Давняя обида на несправедливость прошла.

Еще он восстановил в правах сыновей и внуков тех, кто пострадал от проскрипций Суллы, потом возвратил домой ссыльных. Но только тех, кого счел изгнанными незаконно. Так, Авл Габиний опять стал влиятельным римским гражданином, а Тит Анний Милон и Гай Верес — нет.

Каждому римлянину в знак благодарности за любовь и поддержку Цезарь выдал бесплатно лишнюю долю зерна, покрыв расходы золотом из кладовых храма Опы. Казна Рима на этот раз осталась нетронутой, но ему предстояло сделать там еще один большой заем для финансирования своей кампании в Македонии.

На десятый день своего пребывания в Риме он еще раз созвал Сенат, и так уже сбившийся с ног. «Вот оно, значит, что происходит, когда Цезарь спешит», — думали многие из почтенных отцов, тяжело отдуваясь.

— Завтра я покидаю Рим, — объявил он с курульного возвышения.

Его забавляло, что он стоит под статуей человека, который тут уже не хозяин. Настойчивые предложения убрать ее Цезарь отверг. Пусть Помпей Магн учится, как надо делать дела.

— Вы, конечно, заметили, что я не предпринимаю попыток лишить гражданства своих перебравшихся через Адриатику оппонентов. Я не усматриваю измены в их горячем желании обратить меня в пыль. Они просто неправы, они заблуждаются, они не видят, что хорошо, а что плохо для Рима. И я искренне надеюсь обойтись без кровопролития, как обходился без него до сих пор. Гораздо труднее мне простить им то, что они оставили вверенную их попечению Италию в хаосе, в состоянии, близком к упадку, к обвалу. Счастье, что я успел выправить положение. Поэтому они должны будут заплатить по счетам. Разумеется, Риму, не мне. Я присвоил статус врага Рима только одному человеку — царю Нумидии Юбе, за подлое убийство Гая Скрибония Куриона. А статусом друзей и союзников Рим наделил Бокха и Богуда, мавританских царей. Как долго меня не будет, не знаю, но я уезжаю в уверенности, что Рим, Италия и наши западные провинции будут и далее процветать при вашем заботливом и разумном правлении. Я также намерен вернуть отечеству наши провинции на Востоке. Такова сейчас моя главная цель.

Он умолк и обвел собравшихся медленным взглядом.

В тот день присутствовали даже колеблющиеся: дядя Цезаря Луций Аврелий Котта, его тесть Луций Кальпурнии Пизон и его племянник со стороны жены Луций Марций Филипп. Все имели очень суровый вид, считая себя выше таких вещей, как междоусобная борьба. Простительно для Котты, пережившего два удара. Может быть, простительно для Филиппа, по своему характеру неспособного ни в чем принять какую-либо сторону. Но Луций Пизон, высокий, смуглый, со свирепым оскалом (Цицерон как-то назвал его варваром), раздражал. Абсолютный эгоист. Его дочь слишком хороша и не заслужила такого отца.

Луций Пизон прочистил горло.

— Ты хочешь что-то сказать? — спросил Цезарь.

— Да.

— Тогда говори.

Пизон встал.

— Прежде чем ввязываться в войну, Гай Цезарь, не лучше ли снестись с Гнеем Помпеем и как-нибудь договориться о замирении?

Ватия Исаврик отреагировал незамедлительно, губами издав звук, выходящий за рамки приличий.

— Фу, Луций Пизон! — крикнул он. — А ты не думаешь, что для этого поздновато? Помпей в Фессалонике, он купается в роскоши. У него была масса времени, чтобы уладить все мирным путем. Он не хочет мира. А если бы и хотел, Катон с Бибулом воспротивились бы. Сядь и заткнись!

  267