Потом пришли понос, лихорадка, и появились иные проблемы. Нервии построили несколько осадных башен, неуклюжих и шатких по сравнению с римскими, но пригодных для прицельного копьеметания. А еще в лагерь полетели огромные камни.
— Откуда у них взялась артиллерия? — воскликнул легат, обращаясь к Ворену. — Если это не римские баллисты, тогда я не младший брат великого Цицерона!
Ворен нахмурился. Он тоже не знал, что артиллерию сюда привезли из лагеря перебитого тринадцатого легиона, и был объят страшными подозрениями. Что, если уже вся Галлия охвачена мятежом и остальные легионы разгромлены? Кто тогда выручит их? Он помрачнел еще больше и усилием воли выкинул эти мысли из головы.
Камни еще можно было вынести, но нервии проявили изобретательность. В ходе новой атаки они зарядили баллисты пучками горящих сухих палок и стали обстреливать ими лагерь. Даже раненые и недужные солдаты были на стенах и не могли бороться с огнем, охватившим бревенчатые строения внутрилагерного городка. Рабы, нестроевые солдаты и люди Вертикона делали все, чтобы сбить пламя, спасти провиант и успокоить животных, давая возможность солдатам девятого отражать натиск нервиев. И те дрались, слыша треск пламени, пожирающего среди прочего и их личные, дорогие им вещи, но ни один из них даже не повернул головы. В конце концов пожар был погашен, а нервии отступили, чтобы наутро вернуться опять.
В разгар одного из боев Пуллон и Ворен поспорили, кто из них отважней и сноровистей в воинском деле. Они потребовали, чтобы девятый стал в этом деле судьей. Одна из осадных башен нервиев так близко придвинулась к лагерю, что едва не касалась стены. Нервии собирались использовать ее как мост для прорыва внутрь осажденного укрепления. Но Пуллон взял в руки факел и, приподнявшись над бруствером, метнул его в сторону передвижной каланчи. Ворен тоже взял факел и точно послал его в цель, высунувшись из-за бруствера еще дальше. Так они кидали факелы до тех пор, пока осадная башня не запылала и нервии с горящими волосами не попрыгали с нее вниз. Тогда Пуллон схватил лук и колчан и принялся осыпать варваров стрелами с ловкостью, какую он перенял некогда у лучников Крита. Стрелял он поразительно точно, а Ворен также без промаха разил нервиев загодя заготовленными pila. Ни один из героев не получил ни царапины, и, когда атака захлебнулась, зрители покачали головами. Решение было — ничья.
— Наступил критический момент обороны. Мы сражаемся уже тридцатый день, — сказал Квинт Цицерон, когда наступила темнота и нервии в беспорядке отступили.
— Хочешь сказать, что мы победим? — удивленно спросил Пуллон.
— Я хочу сказать, что мы проиграем, Тит Пуллон. Они с каждым днем становятся все напористее, и у них наши орудия. — Тяжело вздохнув, Квинт Цицерон ударил себя кулаком по колену. — О боги, кто-то ведь должен пройти сквозь их ряды! — Он повернулся к Вертикону. — Я не могу снова и снова посылать людей на верную смерть. Здесь и сейчас мы должны найти способ, как сделать так, чтобы у человека, которого мы пошлем, ничего не смогли найти. Вертикон, ты — нервий, скажи.
— Я все обдумал, — ответил Вертикон на сносной латыни. — Прежде всего, это должен быть кто-то, кто может сойти за нервия-воина. Сейчас здесь присутствуют менапии и кондрусы, но необходимо достать накидку с нужным рисунком. Тогда наш человек мог бы сойти за одного из них. — Он помолчал, вздохнул. — Сколько продуктов уцелело после пожара?
— Хватит на семь-восемь дней, — ответил Ворен. — Впрочем, наши люди так ослабели, что едят очень мало. Может, протянем декаду.
Вертикон кивнул.
— Тогда так и поступим. Пошлем кого-нибудь, кто может прикинуться нервием. Я пошел бы сам, но меня сразу узнают. Зато у меня есть слуга. Очень умный парень, быстро соображает.
— Это здорово! — прогремел Пуллон. Лицо грязное, кольчуга разорвана от шеи до пояса. — В этом есть смысл. Но меня беспокоит другое. Последнее послание мы спрятали в прямой кишке нашего парня, но его отыскали и там. Юпитер! Может быть, твой человек, Вертикон, и хорош, но его могут заподозрить, а заподозрив, обыщут. И найдут записку, где бы она ни была.
— Смотрите, — сказал Вертикон, выдергивая из земли торчащее поблизости копье нервиев.
Это было не римское оружие, но сделанное искусно. Длинное деревянное древко с большим металлическим наконечником в форме листа. Так как длинноволосые галлы любили цвет и украшения, оно не было «голым». В том месте, где метатель держал копье, древко было покрыто вязаной сеткой цвета нервиев — зелень мха и грязно-оранжевый. А с сетки, прикрепленные петлями, свисали три гусиных пера, покрашенные в такие же цвета.