Филипп печально посмотрел на пустую бутылку.
— Вот что осталось от старой Франции, — тихо произнес он. — Думаю, сейчас нам нужно создавать новую. Не новую бутылку, конечно, а Францию. Мсье Франклин, вы сказали, что желаете видеть мир свободным от тирании. А не желаете ли вы избавить Францию от ее короля?
— Как прикажете вас понимать, ваше величество?
— Будучи герцогом Орлеанским, я симпатизировал республиканским настроениям англичан. Корона слишком тяжела для моей головы, а со смертью Карла и Петра великие монархии старого мира перестали существовать. Конечно, Китаем правит император и Турцией — султан, и все же, я думаю, время королей прошло. Я бы хотел создать более совершенную систему правления, и мне в этом потребуется помощь. Как любила повторять моя бывшая жена, я не идеальный человек.
— Почту за честь помочь вам, — сказал Бен. — Но мы все очень мало знаем об этой стране и должны проявлять максимум осторожности и, я бы сказал, деликатности.
— Ха! — воскликнул Оглторп. — Разве осторожность и деликатность привели нас к победе? Мы должны быть смелыми и решительными. Мы должны громко заявлять о наших интересах.
— Я рад, что вы затронули эту тему, — заметил Бен. — Именно об этом я просил мсье Вольтера сделать для нас доклад в самые ближайшие дни. — Он поднялся. — А сейчас, джентльмены, прошу простить меня, должен спешить к жене.
* * *
Солдаты опустили паланкин Адрианы на крутой скале у моря, и отошли в сторону, занявшись разговорами и курением трубок. Креси осталась рядом с Адрианой и наслаждалась искрящейся на солнце гладью моря.
— Ради чего, Вероника? — спросила Адриана, наблюдая за кружащимися над водой чайками. — Николас, Эркюль, мой сын… ради чего они отдали свои жизни?
— Чтобы мы могли любоваться этой красотой. — Креси простерла руку к горизонту.
Адриана потерла холодную, как камень, руку.
— Ради этой красоты? Возможно, придет время, и я все пойму, а пока…
— Думаю, ты уже поняла. Твоя собственная жертва свидетельствует о том.
Адриана удивленно посмотрела на нее:
— Моя жертва? Какая жертва? Я просто делала выбор. Но за мой выбор платили другие.
— Надеюсь, ты не собираешься снова распускать нюни.
Адриана покачала головой:
— Не буду, ты права. Мой сын умер во имя прекрасного будущего. Эркюль отдал жизнь за более совершенный мир. Господи, и я сделаю все, чтобы их смерть не стала напрасной. Поэтому я попросила принести меня сюда, я хочу все вспомнить и обдумать.
— Вот видишь, у тебя уже есть все ответы, и я тебе не нужна.
— Ты мне нужна, Вероника, нужна всегда, и здесь, и в иной Вселенной.
Вероника отвела взгляд в сторону. Она покраснела?
— Как ты думаешь, после того как ты изменила мир, мужчины стали другими? — спросила Креси после короткой паузы.
— Сомневаюсь. Чтобы изменить сердце и ум человека, тончайших изменений в гармонии планетарных связей недостаточно…
— Нет, ты не поняла, я имела в виду, станут ли мужчины другими… в постели. Увеличится, например, их сила и выносливость. Удовольствия они будут доставлять больше или меньше?
Адриана тихо рассмеялась:
— Три дня мы живем в преображенном мире, и мне с трудом верится, что ты не успела проверить это на практике.
— Ну… я размышляла. Вдруг в переделанном мире… — Она нахмурилась. — Вдруг я снова стала девственницей?
Адриана засмеялась и взяла подругу за руку:
— Мы все стали девственными, Вероника.
— Вот черт.
* * *
Красные Мокасины смотрел на неподвижное тело Тага, его душили слезы.
— Я хочу, чтобы его похоронили как чокто, — сказал он, обращаясь к Минко Чито. — Как воина.
— Если ты все подготовишь, мы так и сделаем, — ответил вождь.
— Я подготовлю.
— Верно, этот на холло был тебе хорошим другом.
Красные Мокасины коротко кивнул и окинул взглядом вещи Тага — абордажная сабля, кинжал, амулет, который он ему когда-то сделал.
Минко Чито ушел, и он заговорил с мертвым телом Тага, покоившимся на деревянном ложе.
— Вот твои вещи, — тихо произнес он. — Они могут понадобиться тебе в твоем долгом путешествии, поэтому я оставляю их тебе. Когда твоя плоть сгниет, я позову мастера, он очистит кости, и мы отнесем их в Дом Воинов. И тогда ты станешь свободным, ты сможешь плавать по желанным тебе морям. — Он помолчал. — Прости, друг, я больше никогда не смогу назвать тебя по имени. Но мне этого очень хочется, хотя у тебя было странное имя.