— Я разорву их связь! Разорву ее! — кричала Джойс, все еще прижимая Габриеля к кристаллу.
Роб боролся со вторым ротвейлером. Анна пыталась отвлечь от него пса, но ее команды терялись в общем шуме.
— Есть более простой способ! Убить одного из них! — воскликнул мистер Зетис.
Он прицелился в Льюиса. Кейт, как будто наблюдая за происходящим со стороны, подумала: «Так все и кончится. Никто не в силах помочь Льюису. Никому не oпередить мистера Зетиса».
Она чувствовала, как напрягся палец старика на спусковом крючке, и одновременно видела общую картину происходящего в комнате. Каждая деталь, как при фотовспышке, запечатлелась в ее мозгу: Роб и Анна борются с ротвейлером; Льюис застыл от ужаса; искаженное лицо Джойс над окровавленном лицом Габриеля, который только-только открыл глаза…
Она ощутила, как Габриель пришел в себя, почувствовала его боль… его гнев. Кто-то причинял ему боль. Кто-то угрожал членам его сети.
Габриель нанес удар.
Мистер Зетис говорил, что телепат, состоящий в неразрывной цепи, не способен действовать за ее пределами… Но Габриель находился в контакте с источником невообразимой энергии. Его разум вспыхнул сверхновой звездой. Прицельно он направил смертельный огонь на мистера Зетиса, Джойс и двух псов.
По телепатической сети Кейтлин смутно ощутила всполохи той силы, что он обрушил на врагов… И они даже сбили ее с ног.
Мистер Зетис рухнул, не сделав ни единого выстрела. Джойс, стоявшая за спиной Габриеля, отлетела к стене. Вцепившийся в руку Кейтлин ротвейлер конвульсивно дернулся, как будто его ударило током, и затих.
Габриель без сил обмяк в кресле. В комнате воцарилась гробовая тишина.
«Уходим», — выдохнул Роб.
Кейтлин так и не поняла, как им удалось выбраться из дома мистера Зетиса. Движущей силой был Роб. Он практически тащил на себе Габриеля. Кейт, Анна и Льюис шли, поддерживая друг друга. Кейт казалось, что они целую вечность, спотыкаясь, поднимаются по лестнице и волокут друг друга по коридорам, но в конце концов они оказались на лужайке.
На мокрой от росы траве. Это было восхитительное ощущение. Кейт легла и прижалась к земле, как будто только что вырвалась из огня.
Первым заговорил Льюис.
— Они мертвы? — сдавленным голосом спросил он.
«Собаки — точно. Я так думаю», — ответила Анна.
Кейтлин была с ней согласна, но не стала рассказывать о том, что видела, как кровь хлынула из глаз, носа и ушей набросившегося на нее пса.
«Но вот мистер Зетис и Джойс… я не уверена, — добавила Анна. — Полагаю, они живы».
— Итак, Джойс не собиралась спасать Габриеля, — отметил Льюис.
— Она хотела разорвать сеть, — сказала Кейтлин и совсем не удивилась, что голос прозвучал сипло. — Даже если бы в результате это убило нас. Габриель казался им бесполезным, пока был связан с нами… Не спрашивайте почему. Я все объясню позже.
— Джойс оказалась плохой, — с грустью пробормотал Льюис.
Эта простая констатация факта задела Кейтлин… в ней что-то шевельнулось.
Джойс была плохой. Она хотела использовать их в своих целях. Марисоль ошибалась, Джойс обо всем прекрасно знала. Знала о кристалле и без колебаний пустила его в ход. Она наверняка знала и о потайной комнате.
— Господи, — прошептала Кейтлин. — Как я могла быть такой дурой? Это же ее комната, Роб. Помнишь, там были только копии? Дубликаты. Мистер Зетис держит свои бумаги здесь, а она — в институте.
— Кейтлин, — с болью и нежностью прошептал Роб.
Он не мог обнять ее, потому что поддерживал Габриеля.
— Не надо. Это того не стоит. Кейтлин удивленно посмотрела на него… и поняла, что плачет. По щекам ручейками текли слезы. Она прикоснулась к влажному лицу и тут почувствовала, как сдавило грудь. Она разрыдалась.
Последний раз она так плакала, когда ей было восемь.
Анна обняла ее за плечи.
«Оставь ее, — сказал Роб. — Ей нужно выплакаться».
Кейт скоро перестала рыдать, и ей стало легче. Габриель пошевелился.
— На этот раз, — сказал ему Роб, — у тебя нет выбора. Ты на грани, а нам нельзя здесь оставаться. Ты должен принять помощь.
А мысленно, и это придало его словам особое значение, он добавил:
«Ты только что спас мне жизнь. Я могу ответить тебе тем же».
Габриель закрыл глаза. Выглядел он ужасно — кровь и боль исказили его прекрасное лицо, но он умудрился прошептать с былым высокомерием: