Одна из них особенно привлекла ее внимание. Санди взяла снимок, чтобы лучше разглядеть. Как раз в это мгновение и вошел Джанфранко с большой корзиной для пикников.
— Это твоя тетя? — спросила девушка, протягивая ему фотографию.
— Да, — улыбнулся он. — А как ты догадалась?
Санди промолчала. Не могла же она объяснить, что узнала женщину, которую видела с ним в отеле, а затем вечером на Пьяцетте. Иначе пришлось бы сказать, как далеко она зашла в своих предположениях на их счет — и как ошиблась! Но ей просто в голову не могло прийти, что элегантная, модно и дорого одетая дама окажется родственницей Джанфранко, а вовсе не богатой туристкой, на которую он работает.
— А вот и еда, — сообщил Джанфранко, опуская корзину на пол. — Здесь… Оглушительный раскат грома заглушил его слова, и тут же свет погас.
Санди испуганно ойкнула. А ее спутник выругался себе под нос и виновато произнес:
— Я должен был сообразить, что такое может случиться. Но не беда, так даже романтичнее.
С этими словами он подошел к камину и зажег свечи в тяжелые серебряных канделябрах, стоявших на полке по бокам массивного ларца. Наверное, в таких ларцах знатные венецианки хранили свои драгоценности, подумала Санди.
— Боюсь, пикник придется устроить прямо здесь, — засмеялся Джанфранко.
Между тем снаружи окончательно стемнело, яростные струи дождя стучали в окна. В завывании ветра Санди чудились злобные и угрожающие нотки. А в гостиной было так уютно…
— Страшно даже подумать о возвращении в отель, — содрогнулась девушка, представив, что придется выйти под дождь.
Похоже, Джанфранко неверно истолковал причину ее замешательства. Подойдя ближе, он заглянул Санди в глаза и проникновенно спросил:
— Чего ты боишься? Меня?
— Да нет, что ты, — запротестовала она.
С ней опять творилось что-то странное: никак не удавалось отвести от него взгляда, а по телу вновь пробежали огненные мурашки. Что ни говори, а подобное уединение в старинном дворце заключало в себе нечто неуловимо возбуждающее. Особенно теперь, когда лишь зыбкое пламя свечей в старинных канделябрах и горящих поленьев в камине выхватывало из полумрака отдельные предметы, позволяя окружающему тонуть в таинственном полумраке. Санди переполняло ощущение, будто она перенеслась в эпоху, когда для юной девушки было крайне рискованно очутиться наедине с молодым мужчиной.
— Нет-нет, не тебя, — теряя голос, повторила она.
— Ну, если не меня, тогда, возможно, вот этого… — предположил Джанфранко, подходя ближе и привлекая ее к себе.
Случилось неизбежное: он нагнулся к ней и поцеловал — сначала легко, еле касаясь, нежно и бережно, а затем все более требовательно и настойчиво, пока Санди не качнулась ему навстречу, приникла к его груди, и сердца молодых людей не забились в унисон.
— Все же мне надо вернуться, — пролепетала она, когда Джанфранко на мгновение оторвался от ее уст.
— Слишком поздно, — отозвался он, и Санди прекрасно поняла, что подразумевается вовсе не поездка в темноте по неверным водам канала. — Мы не можем повернуть обратно. — Джанфранко поднес палец к ее рту и нежно обвел его очертания. — Не теперь…
— Кажется, мы собирались поесть, — напомнила Санди.
Губы у нее пересохли и онемели, душу раздирали самые противоположные чувства: ей не хотелось, чтобы он продолжал ласкать ее, но еще больше не хотелось препятствовать этому.
— Ты… голодна? — Пламенный взор, сопровождавший эти слова, заставил сердце Санди забиться чаще.
— Я… я…
— Ты права. Нам просто необходимо подкрепить силы, — согласился Джанфранко, с видимой неохотой ослабляя объятие. — Давай устроимся у камина.
Он придвинул кресло поближе к огню и заботливо препроводил к нему Санди.
И зачем только он ведет себя так предупредительно, так галантно! Это просто нечестно! Недавний печальный опыт не позволял ей пойти на риск, попасть в ловушку сладкого заблуждения и поверить, будто чувства Джанфранко, его нежность и заботливость идут от чистого сердца. Не следует даже на минуту забывать, что она не более чем очередная жертва, что он использует ее, а все ее ответные чувства — лишь естественное физическое влечение женщины к мужчине. И никакая романтика, никакое очарование старинного дворца не лишат ее ясности мысли. — Джанфранко притащил корзинку с провизией и поставил на ковер между ними.
— Устраивайся поудобнее, — предложил он.