Закрыв глаза, она укусила себя за ладонь, пытаясь болью загнать еще большую боль глубже. Рыдания подступили к горлу, но так и не прорвались.
— Я не думала, что такое вообще возможно, что так бывает…
Хилда с сочувствием смотрела на подругу. Ее сердце ожесточалось против обидчика Джинджер все сильнее с каждой минутой. Она не хотела расстраивать подругу, расспрашивая, как далеко зашел обман. Это ужасало ее. Одна мысль о том, какую жестокую игру вел с Джинджер этот проходимец, переполняла ее ненавистью к обидчику и состраданием к ней. Понятно, почему бедняжка не смогла поехать домой. Даже вид ее дома вызовет тьму страшных воспоминаний.
— Я не понимаю, как он оправдал свой поступок перед самим собой? Можно обмануть всех людей на свете, можно даже Господа обмануть. Но себя…
— Он хотел вернуть деньги брата, — спокойно сказала ей Джинджер.
Теперь она уже лучше контролировала себя. Возмущение Хилды, разделенная боль и искреннее сочувствие возымели очистительный эффект.
— Так он все это сделал за деньги?
— Нет, не только за деньги, — сказала Джинджер. — Я думаю, что, должно быть, в этом была еще некая доля мести, наказания.
— Да как он мог?
— Мы тоже пытались мстить, — напомнила ей сухо Джинджер.
— Стивен совсем другое дело, — возразила Хилда. — За жульничество Стивена я бы ему…
— Мартин думал, что я… — Хилда не дала ей закончить.
— Обманывать тебя, говорить, что любит… Он спал с тобой?
Безрадостный смех был вполне законченным ответом, однако Джинджер сочла нужным пояснить его:
— Он фактически настоял, чтобы мы спали по разным спальням. О, Хилда… Я так устала. И мне больно говорить о некоторых вещах, прости, милая…
— Слава Богу, что ты вернулась и теперь в безопасности; это главное. — Она дотронулась до руки Джинджер и немного грубовато добавила: — Все пройдет. В конце концов время загладит рану. И хорошо, что память вернулась быстро. Ведь все могло обернуться катастрофой. И не обернулось. Я рада, что твои мучения закончились. Скажи, а как он себя вел, когда ты ему призналась, что все вспомнила? Извинился хотя бы?
— Нет… Я не призналась ему. Я сбежала, Хилда, и оставила записку, — сказала, она беспомощно. — Понимаешь, наша жизнь вместе походила на мечту, а, когда я вспомнила, что мы не любовники, мечта рухнула. Мне было невыносимо больно. Я не хотела объяснений. Я сбежала.
— Кошмар. — Хилда обняла подругу.
Джинджер печально улыбнулась. Хилда назвала бы ее сумасшедшей, если бы она призналась, что никогда не забудет сладости разделенных с ним мгновений, радостных пробуждений, счастливых снов. Что она будет тосковать по Мартину, пусть даже ее мысли о нем навсегда отравлены его предательством.
Но это ее тайна, ее крест на всю оставшуюся жизнь.
— Как только земля таких носит… — Хилда ласково гладила Джинджер по волосам. — Ты устала, тебе необходимо выспаться. Пойдем-ка в спальню.
— Нет. Не хочу, — возразила Джинджер, но все же покорно последовала за Хилдой по лестнице наверх.
— Как она? Отошла? — спросила Венди с тревогой. — Что сказал доктор?
— Ничего страшного, — ответила Хилда Венди, усаживаясь поудобнее в кресле и пододвигая поближе телефон. — Доктор дал ей массу рекомендаций, но это он отрабатывал свой гонорар. Главное, к чему сводилась его речь: Джинджер нужно отдохнуть и вылежаться после перенесенных потрясений.
Хилда не собиралась распространяться о причинах депрессии Джинджер; она представила дело так, словно бы Мартин был просто случайным прохожим, оказавшим ей помощь после несчастного случая. Теперь, по версии Хилды, добрый самаритянин куда-то исчез.
— Она говорила, где пропадала все это время? — спросила любопытная Венди.
— О, она хотела немного развеяться и забыла нас предупредить. — Хилда боялась распалить любопытство подруги. Пока что врать было легко, но выкручиваться и дальше она не собиралась. Внутри же Хилда не просто кипела возмущением, у нее в глазах темнело от ярости. Как, глядя на маленькую беззащитную Джинджер, этот ирод мог подумать, что она запачкана хоть в чем-то дурном? Но даже если бы и так! Кто дал ему право наказывать порок такими методами? Он же чуть не свел несчастную с ума!
Хилда дала Джинджер немного бренди и укрыла ее теплым одеялом. Страдалица заснула сразу и так крепко, что даже не ворочалась во сне. Хилда полчаса посидела с нею рядом, потом устроила Пупси и Наполеона в их новом временном доме: корзину Пупси она поставила возле камина, а плюшевый домик кота — в углу, рядом с креслом. До наступления темноты ей еще предстояло просмотреть немало деловых бумаг и ответить на полдюжины писем. Финансовая империя отца по-прежнему процветала. И что бы ни случилось, дела есть дела.