Последние отзывы

  48  

Когда на свет появился туго свернутый рулон бумаги, рука ее задрожала, колени подогнулись, и девушка осела на пол. В таком состоянии, невидяще уставившись вдаль, она пробыла довольно долго. Любящая и всепрощающая Клэр Скарборо умерла одновременно с известием о смерти отца. Так почему бы не забыть о ней и не принять Джастина таким, какой он есть? Ведь это по-настоящему добрый и отзывчивый человек; он оказал гостеприимство нагой незнакомке, брошенной на берег волной, он проявляет заботу о ней, хотя она ведь могла быть в прошлом воровкой, убийцей или зараженной оспой проституткой, промышлявшей в лондонских доках. Возможно, Джастин не помышлял о том, чтобы удочерить ее, и готов был ограничиться ролью радушного хозяина, чтобы со временем найти девушке иное прибежище? Впрочем, страстный его поцелуй говорил о другом: теперь она нужна ему.

Эмили нерешительно теребила кончик пожелтевшей от времени ленточки, стягивавшей рулон, а потом потянула ее, и на коленях развернулись листы плотной бумаги. Увидев перед собой ставшие привычными нотные знаки, девушка облегченно вздохнула, присмотрелась и поняла, что запись сделана не ребенком, старательно выписывавшим каждую закорючку, а твердой рукой взрослого человека; она перелистала бумаги и поразилась обилию исписанных листов.

Внезапно ее осенило: перед ней бесценное сокровище, плод всей жизни Джастина Коннора. Все последние семь лет он скрывался отшельником в Новой Зеландии и вкладывал душу в сочинение музыки. Кончиками пальцев Эмили провела по странице, ласково перебирая нотные знаки, и ей стало немного грустно, когда она представила Джастина сидящим за столом над листом бумаги. За окном непроглядная ночь, едва светит лампа, часами приходится напрягать зрение, пока не зарябит в глазах. Он писал музыку для себя, и миру не суждено ее узнать, сочинял симфонии, которым не дано звучать в оркестре, и никто никогда не познает магию его творчества.

В пансионе Фоксуорт Эмили не отличалась прилежанием, но уроки музыки посещала охотно и кое-чему научилась. Как и все воспитанницы, знала нотную грамоту и могла отстучать на старом фортепьяно «Боже, храни королеву». Теперь надо сосредоточиться, и можно проникнуть в сокровенные мысли Джастина. Шевеля губами, девушка стала читать, потом улыбнулась и тихо запела. Мелодия оказалась несложной, немного грустной и легко запоминалась, подкупала своей искренностью и гениальной простотой. Помимо воли Эмили запела полным голосом, и песня вырвалась на волю, перекрыв шум дождя.

Джастин стряхнул блестящие капли и весело улыбнулся. Дождь в Новой Зеландии был ему по душе. В Лондоне глаза застилала серая пелена, сдобренная сажей, а здесь с потемневшего небосвода лились тонкие звонкие струи, затуманивались яркие краски, зелень сверкала изумрудами и коричневый цвет приобретал богатый оттенок красного дерева. Когда бредешь по лесу под дождем, возникает ощущение, что еще немного и дождевая вода смоет всю грязь, накопившуюся в мире. Потом это ощущение исчезает.

Мелькнуло высокое дерево, и Джастин понял, что снова оказался возле хижины. Вроде бы шел бесцельно, а поди ж ты, сделал круг — и опять у цели. Хорошо еще, что Пенфелд отказался от прогулки и предпочел пересидеть дождь в селении маори за чашкой горячего чая. Если бы слуга случился рядом, нетрудно догадаться, какими глазами он бы смотрел сейчас на хозяина.

С другой стороны, что зазорного в его желании заскочить на секунду домой и посмотреть, чем занята Эмили? Время идет к обеду, девчонка давно проснулась, и с ее характером могла натворить что угодно. К примеру, продать хижину туземцам, проходившим мимо, или устроить пожар.

Спрятавшись за кустом, Джастин стал наблюдать за домом, не обращая внимания на капли дождя, стекавшие с широких полей шляпы и падавшие ему на нос. Взгляд был прикован к окну, откуда падал свет лампы; от этого на сердце становилось тепло. Можно было представить Эмили, склонившую голову над книгой либо занятую полезной женской работой. Скажем, сдирает кожу с гаттерии в надежде, что из Пышки получится пара отличных ботинок. Смешно, конечно, а если серьезно, нужно научиться доверять девчонке, иначе она никогда не проникнется доверием к тем, кто ее приютил.

Джастин заставил себя встать и направился было в сторону селения маори, но тут его уха коснулась ангельская мелодия. В первое мгновение подумалось, что музыка звучит в его голове, знакомая и привычная, как бег крови в венах, но в груди вдруг защемило, и сердце сжалось. Его озарило: «Да ведь это Эмили!» Ее низкое контральто придавало творению Джастина бесхитростное обаяние и детскую невинность, качества, которые не могли даже присниться, когда он корпел над бумагой. Голос девушки как бы отбросил шелуху, все лишнее, надуманное и выводил мелодию в первозданной чистоте, а сочинитель, помнится, затратил немало сил и времени, стараясь представить, как поют гобои и где вступают французские рожки.

  48