5 
Она опомнилась, заметив, что прокусила нижнюю губу, и кровь тонкой струйкой течет по подбородку. Эмили досадливо поморщилась: наутро ранка припухнет, придется наложить густой слой помады. Собеседница господина Бэдфорда должна выглядеть респектабельно как минимум.
Прежде чем отправиться спать, Эмили проверила, все ли готово к завтрашнему мероприятию; прямая светло-коричневая юбка и шелковая кремовая блузка тщательно отутюжены, туфли-лодочки начищены до блеска, а в изящном дамском портфельчике-“дипломате” в образцовом порядке рассортированы необходимые документы.
Эмили не собиралась выступать в амплуа суперледи — подобная роль все равно бы ей не удалась. Секрет ее успеха заключался в умелом подходе, в искусстве вести беседу и безошибочным чутьем угадывать пожелания клиента. Она не придавала внешности решающего значения, хотя одевалась элегантно и с безупречным вкусом подбирала макияж.
Зато Нэнси уверяла Эмили, что мужчины не в силах устоять перед ее чарами.
— Не лишай их надежды добиться твоей благосклонности — любовь мужчины сделала бы тебя счастливой, дорогая. Пусть поначалу прельщаются внешней оболочкой. Ты чертовски хороша собой, любая женщина на твоем месте не преминула бы разыграть эту карту.
— Я не играю в азартные игры, — буркнула Эмили.
Расставить сети, рискуя самой угодить в капкан?..
Принимай все как есть, твердила себе Эмили. Разве ты несчастна? Жить одной спокойно и необременительно, твой дом — неприступная крепость. Иногда хочется на кого-нибудь опереться? Так ты же привыкла быть сильной, терпи. Это не слишком высокая цена за свободу и душевное равновесие.
Эмили стонала и металась во сне, потом рывком села на постели, оглушенная, вся в испарине, с широко распахнутыми от ужаса глазами. Она даже заткнула уши — только бы не слышать этот непрекращающийся детский плач.
Тусклый свет луны начертил круг посреди ее спальни, и в полумраке Эмили различала знакомые предметы: ночной столик, торшер, пуф, два кресла, картину на стене.
Ей приснилась больничная палата в родильном отделении, куда ее доставила карета “скорой помощи”. Крики новорожденных ножами вонзались в сердце, напоминая о ребенке — нежеланном, зачатом против своей воли, — которого она только что потеряла. Эмили это дитя виделось обузой, грозящей искалечить дальнейшую жизнь.
Отныне ничто не угрожает ее будущему, почему же нет облегчения и радости, и острая боль вызвана не только кровотечением, сопровождавшим выкидыш? Словно раскаленная игла, впивался в ее истерзанное тело детский писк. Она не сумела сохранить, уберечь крохотное существо, и отныне ей не будет покоя.
Лоб у Эмили горел, а ноги были холодны как лед, несмотря на теплую ночь. Простыни насквозь промокли от липкого пота…
Ей тогда едва исполнилось шестнадцать — совсем девчонка, но женское начало проявилось достаточно сильно, чтобы она оплакивала ощущение пустоты в потаенном уголке своего тела и горевала о безвозвратно потерянной маленькой жизни.
Шестнадцатилетняя девственница, не имеющая представления о мужских аппетитах, она все же была обязана распознать… догадаться. Сама во всем виновата — такое обвинение бросил ей в лицо Тони Богарт. Своим развязным поведением спровоцировала парня, уединилась с ним в комнате на втором этаже. Неужели не ясно, к чему приводят подобные игры?
Эмили отведала предложенного Гарри “изысканного напитка”, точнее, слегка пригубила, но, как обнаружилось впоследствии, в вино подмешали наркотик.
Нет, она не заслуживала оправдания. Не надо было пить, да и вообще появляться на той вечеринке. Родители Эмили уехали отдыхать, свекор Нэнси перенес инсульт, и сестру срочно вызвали в Ньюкасл. Так Эмили оказалась предоставленной самой себе. Иначе ей не позволили бы провести ночь в сомнительной компании, но, увы, запретить было некому, и то ли из желания порисоваться, а может, из боязни дать повод для насмешек, она поддалась на уговоры и присоединилась к друзьям.
Эмили поднялась с постели — бесполезно пытаться заснуть сразу после кошмара. И постоянно воскрешать в памяти печальные обстоятельства тоже бесполезно. Она, будто мазохистка, упивается своим грехом, повторяет про себя циничные, язвительные слова, произнесенные Тони, и вспоминает гримасу омерзения на его лице, когда он уставился на нее, полуобнаженную, скорчившуюся на диване в неестественной позе.
Пока не выветрилось опьянение, а вместе с ним и шок, мысль о беременности Эмили и в голову не приходила. Ползучий страх закрался в сознание позже, но даже тогда она истерически сопротивлялась и продолжала грезить: вот наутро открою глаза, и страшный сон прервется,
5 
