50 
— Моника, если вы будете продолжать в том же духе, это плохо кончится. — Рик отстранился. — Где подушка?
И тут она его поцеловала.
Правда, промахнулась и попала не в губы, а в подбородок. Потом снова прижалась к нему, и в ее неловкой попытке было столько трогательной юной нежности, что Рику захотелось, наплевав на все запреты, обнять ее и прижать к себе.
Хотя в комнате царил полумрак, он видел, как задышали зрачки ее глаз, а на лице на миг отразились неуверенность и смятение, напомнив Рику о том, что Моника неопытна и невинна и сама не знает, о чем просит. Лежа в уютном полумраке рядом с ее восхитительным телом, Рик впервые по-настоящему понял, что такое искушение.
— Моника, вы сами знаете, это невозможно. Так нельзя.
— Но ведь мы только целуемся. — И ее влажные губы нашли его рот.
Рик пытался противиться, но когда ее язык коснулся уголка его рта, он откинул голову чуть в сторону, чтобы было удобнее, и поцеловал ее с такой страстью, что она застонала.
— Ричард, подожди! — прерывисто дыша, проговорила она.
Он отстранился. Ну что он за кретин! Не сдержался и напугал бедную девочку…
Моника откинула одеяло и отодвинулась. Рик не сразу понял, что она встает с кровати.
Его охватила паника. Неужели он на самом деле так напугал ее?
— Куда ты?
— Шшш! — И она чмокнула его, в щеку. — Никуда.
Он хотел ее задержать, но она уже вскочила и, стоя в двух шагах от кровати, наклонилась, взялась за подол платья и начала его поднимать. Лиф платья был довольно узкий, и слезало оно мучительно долго.
За спиной у Моники на комоде горел, ночник, и в его свете ее молодое тело, было таким ослепительно красивым, что Рик чуть с ума не сошел. Когда она наконец стянула платье, у него пересохло в горле и стало больно дышать. Она расстегнула застежку на спине, спустила бретельки и сняла бюстгальтер. Потом повернулась и бросила его на спинку стула. Увидев ее грудь в профиль, Рик обомлел от восторга.
Оставшись в одних трусиках — если этот кружевной треугольничек можно назвать трусиками, — она снова нырнула под одеяло и прильнула к Рику всем телом. Он чувствовал, как ее соски щекочут его сквозь рубашку.
— Моника, ты сошла с ума, — с трудом ворочая языком, выдавил он.
— Дверь заперта.
— Не в этом дело.
Боже праведный, как же он хочет до нее дотронуться! Он положил руки на кровать и сжал кулаки, думая о том, как хорошо было бы погладить ее по бедру, обхватить грудь ладонью и зажать сосок между большим и указательным пальцами, как тогда на пляже. Он знал, что ей это нравится.
— Ричард, сними рубашку, — опустив глаза, тихо попросила она.
— Ты меня не слышишь? Это плохо кончится. — Нет, от нее точно можно с ума сойти: сначала раздевается у него на глазах, потом вдруг робеет. И ведь не притворяется! Она такая любопытная и наивная… И так ему подходит. Господи, помоги!
Моника положила ладонь ему на руку, пониже плеча, и сжала бицепсы.
— А мы будем делать только то, что уже делали. И больше ничего.
— Да? — усомнился Рик. Какой же он все-таки идиот! Нужно немедленно вылезти из кровати. Моника права: дверь заперта. Так что Микеле не войдет. А он может переждать и на полу.
Моника взяла его ладонь и положила себе на левую грудь. И он, безвольный негодяй, ей это позволил. Но у нее такая теплая, нежная кожа, что оторвать ладонь выше его сил.
— Сними рубашку. Пожалуйста…
— Но Микеле…
— Он думает, что я сплю.
— Моника, ты не понимаешь. — А рука Рика, словно независимо от него, уже ласкала ее грудь. — Мне на самом деле трудно.
— Почему? — спросила Моника, и ее сердце застучало прямо ему в ладонь.
Может, нужно быть до конца честным и напугать ее как следует?
— Потому что я хочу большего. Того, что нельзя. Хочу ласкать тебя всю. Понимаешь? Ведь я мужчина. И хочу всего. Теперь поняла?
Какое-то время она молчала, а потом тихо сказала:
— Я тоже хочу всего.
Рик ругнулся с такой горячностью, что Моника вздрогнула и отодвинулась.
— Прости меня, детка! — Он обнял ее и снова привлек к себе. — Дело во мне. А не в тебе.
Она снова уткнулась ему лицом в грудь и тихонько вздохнула.
— Ты меня все время пугаешь.
— Знаю. — Какого черта он ее к себе, прижимает? Чтобы она почувствовала, что вулкан Везувий вот-вот заговорит? Да одно это должно ее предостеречь. И заставить подумать о том, что может произойти, если они не будут соблюдать осторожность.
— Залез в кровать, позволил ей раздеться, а теперь рассуждает про осторожность! Идиот!
50 
