25 
Три белых лебедя отдыхают у набережной, однако они не спят: я вижу, как они слегка сгибают и разгибают свои шеи и плавают, не сдвигаясь с места, по еле колышущейся, рябой, отливающей тусклым золотом воде. Интересно, когда они спят?.. Этот пейзаж с чёрной водой и гирляндами фонарей мне мил, потому что он мне уже давно знаком, стал почти родным. Покидая его, я поеду искать другую столь же знакомую декорацию, где церковный шпиль, профиль горы, даже просто оживлённая улица и приветливое лицо хозяина гостиницы, который обратился бы ко мне по имени, дадут мне хоть на час иллюзию того, что я не приехала, но вернулась.
Омнибус отъезжает от гостиницы через полчаса. Верная своим старым привычкам, я заранее уложила и замкнула оба своих чемодана и дорожную сумку, чтобы не портить себе удовольствия и спокойно позавтракать, методично намазывая масло на хлеб и выскребая мёд из горшочка. Озеро сегодня цвета больного жемчуга, ещё бледнее, чем небо, в котором вот-вот сквозь густую дымку пробьётся солнце. Удачное утро для отъезда…
– Войдите!
Мне принесли счёт и письмо, письмо едва заклеенное и вовсе не от Брага…
«Я внизу, в холле. Мне хотелось бы с Вами поговорить. Можно к Вам подняться? Жан».
– Подождите… Гарсон, гарсон! Вы что, не можете подождать ответ? Что за ужасное обслуживание! Скажите этому господину… Нет, я сама спущусь… Впрочем, нет, вы отнесёте записку… Подождите минуту в коридоре, я вас позову…
Есть от чего потерять голову, а мне показалось, что в черепе у меня подул сквозняк от уха к уху. Я хватаю перчатки и почему-то снова швыряю их на стол, потом поднимаю с пола валяющиеся мокрые полотенца и зашвыриваю их в ванную комнату, покрываю постель, гляжу на себя в зеркало, решительно неспособная связать две мысли, – и во время этой минуты полной растерянности я чувствую, ЧТО в проёме раскрытой двери кто-то стоит и наблюдает за мной, и, обернувшись, вижу, что это не Жан, а Массо.
– Массо!.. Что вы здесь делаете?
Он в визитке, в серых лайковых перчатках с внутренними швами, похожими на женские, которые носят только по торжественным случаям. Он ждёт, прижимая к груди фетровую шляпу, которая ему мала. Вид у него крайне экстравагантный, но при этом выражающий глубокое почтение.
– Что происходит? Ну что же вы не входите? Жан внизу?
– Нет, мадам.
– Как это понять?
Массо входит в комнату, кладёт на стол шляпу, снимает перчатки с маленьких, прямо-таки детских ручек и нервно потирает их.
– Его нет внизу. Ибо, если бы он был внизу, то был бы уже наверху, а если бы он был наверху, я не мог бы вам ответить, не греша против истины: «Да, мадам, он внизу». Таким образом, одно из двух…
Я раздражённо прерываю Массо:
– Нет, хватит! Прекратите! Мне некогда играть с вами в ваши дурацкие игры! Почему вы здесь?
Массо поднимает брови и кладёт руку на воображаемый эфес шпаги.
– Почему я здесь? Потому что я вас люблю!
– Идиот!.. Значит, это письмо написали вы? Вас что, очень забавляют… такого рода мистификации? Обратите внимание, что я употребляю вполне вежливое слово! Во всяком случае, вас не упрекнёшь в том, что вы разнообразны в ваших шутках. Вы весьма неизобретательны, мой бедный друг.
Тем временем бедный друг, не теряя спокойствия, доедает, изображая на лице крайнее отвращение, мой мёд из банки и бормочет:
– По три кофейные ложечки каждые два часа… Господи, до чего же это отвратительная микстура!..
Потом, тщательно вытерев моей салфеткой усы, он удостоил меня ответа:
– Дорогой друг, одно из двух…
– Массо!.. Я сейчас швырну в вас вазу.
– …либо я совершил ещё один подлог в частной переписке, либо я его не совершил. Выяснить это можно только путём расследования. Но прежде всего необходимо установить: во-первых, имею ли я право – о бурлящие соки земли! о затаившаяся весна! – так вот, имею ли я право – о сладострастное пробуждение налитого любовной истомой самца! – я повторяю, имею ли я право быть в вас влюблённым? А во-вторых, имею ли я право, которым, впрочем, обладает любое думающее существо, в том числе католик с привитой оспой, быть наречённым именем Жан?
– Что?
– Меня, к вашему сведению, зовут Жан, – повторил Массо бархатным голосом.
Движением руки он расставлял все запятые и тире в своей речи и, казалось, был очень доволен собой. Я села напротив него и вдруг почувствовала страшную усталость:
– Уф… До чего же жизнь с вами утомительна. Как понять, где ложь, а где правда в ваших словах и почему вы здесь?
25 
