И он уронил.
Тори снова разинула рот, и у нее пересохло в горле, а грудь и шею обдало жаром. Ей и прежде доводилось видеть раздетых мужчин: многие из ее домочадцев были не очень-то стеснительны, но тогда, в своем юном возрасте, она каждый раз ограничивалась хихиканьем. Сейчас, когда Тори смотрела на этого мужчину, она была поражена.
Мощь, сила и грация сплавились воедино в одном человеке. Он был совершенен и... огромен. Как она была права, приклеив ему этот эпитет! Тори не могла отвести глаз – это казалось для нее таким же невозможным, как перестать дышать. В конце концов, тяжко вздохнув, она пристыдила себя.
Мужчина неожиданно вскинул глаза. Хотя он не мог ни видеть, ни слышать ее, сердце Тори бешено застучало. Она вскочила на ноги и побежала через джунгли как сумасшедшая.
Глава 3
У Гранта осталось ощущение, что, пока он купался, за ним наблюдали, – уж очень странно вдруг закачались кусты возле водопада. Конечно, там могла пробежать какая-то зверушка, но он подозревал, что дело было совсем не в этом. А когда Грант вернулся в лагерь и увидел своих людей, избавляющихся в кустах от завтрака, он окончательно понял, что не ошибся в своих предположениях.
Проснувшийся Йен обозрел со своего тюфяка печальную сцену и сквозь зевоту изрек:
– Второй раунд за Викторией.
Грант пришел к тому же выводу – несомненно, это было ее рук дело. Он заскрежетал зубами. Что ж, если ей угодно сразиться – он к ее услугам. Посмотрим, чья возьмет.
Что за мода начинать день с неувязок! Грант был раздражен до крайности. Чего бы только он ни дал, чтобы отмотать все назад!
Йен медленно встал.
– Интересно, – проворчал он, – осталось ли в моем теле хоть что-то неповрежденное? Хотя, возможно, это выяснится позже...
Грант сразу все понял. Пульсирующая боль в голове оставалась даже после плавания, а его спина... Он не был уверен, что кто-то всю ночь не держал его за плечи, упираясь коленом в позвоночник.
Йен, спотыкаясь, обошел лагерь.
– Дули, у тебя есть какая-нибудь проверенная пища?
– Нет, мастер Йен, пока еще нет. Я ничего не понимаю. Должно быть, это плохая вода. Или бочка была грязная... – Дули имел такой страдальческий вид, что Грант едва устоял перед искушением поведать ему о своих подозрениях. Он вспомнил, что его золовка, которая плавала на корабле Дерека, рассказывала, как две дюжины мужчин обвиняли ее в отравлении, ежечасно требуя протащить отравительницу под килем. На будущее придется поручить Дули стеречь Викторию, чтобы матросы не подвергли ее подобному наказанию.
– Я опять пойду с тобой, – внезапно объявил Йен. Грант только молча посмотрел на него.
– Но почему? – не унимался Йен. – Я умираю с голоду, и у меня нет шанса что-нибудь получить здесь. Раз ты приказал всем оставаться в лагере, мне прямой резон идти с тобой.
Перекидывая через плечо рюкзак, Грант не мог скрыть боли и поморщился. Черт побери, как за одну ночь эта вещь могла стать такой тяжелой?
– Но учти, если будешь хныкать, как вчера, я за себя не ручаюсь...
– Я понял. – Йен кивнул. – Обещаю, что буду хныкать чуть меньше.
Ближе к полудню, когда солнце стояло в зените и его отвесные лучи с трудом пробивались сквозь кроны деревьев, Грант понял, что сегодня с Викторией ему повезет не больше, чем вчера. В самом деле, складывалось впечатление, что она дразнит его – подпускает близко и в то же время всегда остается недосягаемой, уводя их в болота и котловины с водой, направляя на тропы, перекрытые валунами.
Йену на лицо села муха, и он хлопнул по щеке с такой силой, что чуть не опрокинул сам себя.
– В этих забытых Богом местах мух целый сонм, – пробормотал он. – Знаешь, как исследователи обычно пишут в своих журналах о джунглях? Натуралисты сравнивают их с женщиной, которой нет никакого дела до твоих страданий. Я верю! Джунгли крутят и вертят тобой, как хотят.
Грант не мог это принять. Безразличие было бы куда лучше. Джунгли забавлялись с ними. Они давали защиту от солнца, но в то же время накапливали тепло, изнуряя их духотой.
Грант по натуре никогда не был исследователем. Следуя своей философии – тратить всю энергию на свой дом, он хотел обустроить дом таким образом, чтобы из него никогда не хотелось уезжать. Он почел бы за счастье всю жизнь быть привязанным к одному и тому же месту, если бы оно удовлетворяло его требованиям. Белмонт-Корт? Не для того ли он стремился сюда, чтобы вступить в права владения поместьем?