87 
Его размышления прервал веселый звон колокольчика, возвещавшего, что в честь Нового года семья по традиции устроила роскошный обед.
Вначале были поданы салат, суп из спаржи; за ними последовали кремы, соусы, утята с крыжовником, тушеная оленина и жареный гусь. Все вполне подходило для Камиллы, и она с жадностью поглощала каждое блюдо, а под конец в два счета разделалась с оранжерейным виноградом, ананасом и пудингами. Грант понимал, что она, вероятно, имела слабое представление о приличии – леди не пристало уничтожать все подряд. Конечно, он мог вообразить себе степень голода, который должен был заставлять ее терять чувство меры, но здесь явно срабатывали какие-то другие механизмы. Очевидно, прогулки по снегу тоже дали о себе знать.
Виктория выглядела просто неотразимой – так она радовалась за Камиллу, – и Гранту нравилось это наблюдать. А вот что ему не нравилось, так это видеть, как его ловят на том, что он на нее смотрит.
Закончив обед, все вернулись в гостиную. Потом проведывали Джеффри, пока Нэнни не настояла, чтобы они ушли, потому что ребенку время спать. После этого Николь, Аманда и Камилла сели за карты, а Виктория, извинившись, сказала, что хочет пойти спать. Грант тоже посчитал свое дальнейшее присутствие необязательным и отправился в детскую взглянуть на Джеффри. Раньше он не замечал за собой особенной любви к детям, но когда держал мальчика на руках и увидел, как ребенок, подняв глаза, посмотрел на него, в душе его что-то сдвинулось.
Грант застал Викторию в детской, в кресле-качалке. Она укачивала малыша и что-то тихо ему напевала.
– Грант? – Виктория вздрогнула.
– Прости, я не хотел тебя беспокоить...
– Ты и не беспокоишь, – сказала Виктория. – Я просто решила попрощаться с мальчиком. Я не знаю, когда снова его увижу. – Она указала на соседнее кресло. – Почему ты не садишься?
– Но я...
– Это глупо, Грант. Мы оба достаточно взрослые. После того что мы прошли, я надеюсь, мы могли бы остаться друзьями.
– Мы с тобой не можем быть друзьями.
– Вот как? – Виктория заметила, что Джефф, свернувшись клубочком, уснул у нее на руках, и, подойдя к плетеной кроватке, бережно опустила в нее ребенка.
– Считай, что я ничего не сказал.
– Ты не можешь делать подобные заявления и ничего не объяснять.
– Я отказываюсь спорить с тобой в детской моего племянника. – Грант, повернувшись, вышел из комнаты, и Виктория последовала за ним. Когда Грант внезапно остановился, она едва не налетела на него.
– Ты не уйдешь от меня просто так. Говорить мне, что мы не можем быть друзьями, и не говорить почему это уж слишком!
Грант понемногу начинал закипать. Что он должен ей объяснить? Почему они не могут быть друзьями? Да просто потому, что он не может спокойно находиться рядом с ней. Потому что его единственное желание – целовать ее и гладить ее прелестное маленькое тело. И еще потому, что он чертовски устал отказывать себе в этом.
Внезапно Грант схватил ее руку и, положив себе на грудь, удерживал там, как в капкане. Не объяснять ей надо, а показать! И тут же он обхватил ее за затылок, впутывая пальцы ей в волосы, грубо притягивая к себе, накрывая ртом ее губы. Воспоминания о том, как он ее трогал, были так же в нем живы, как и прежде. Но были ли ее губы когда-нибудь так же роскошны? Как он мог держать себя в узде и не поцеловать их?
Когда она застонала от одного лишь касания их губ, тело Гранта пронзила голодная дрожь, слишком сильная, чтобы ее игнорировать. Не раздумывая больше, Грант прижал ее руки к стене и наклонился над ней. Он ощущал под губами ее грудь, сотрясающуюся в такт с дрожью ее тела и частым дыханием.
– Виктория, ты сводишь меня с ума, – прохрипел он, приближая к ней свои повлажневшие губы. Он, упиваясь, покусывал через платье кончики ее сосков, и судорожный вздох Тори превратился в тихий вскрик. Она придвинула свои бедра к его отвердевшей мужской плоти. Когда Грант покусывал ее грудь зубами, тело ее всякий раз извивалось все неистовее.
Грант чувствовал, что должен овладеть ею прямо здесь, у стены, иначе он, несомненно, погибнет.
– Я хочу тебя, Виктория, – произнес он, снова посягая на ее рот, чтобы приглушить ее крики. С каждым толчком ее языка пульсирующая мужская плоть становилась все тверже.
Грант освободил ей руки, потом зажал в кулаке шелк ее платья, задирая его вверх.
Тори судорожно вздохнула и, хватая Гранта за грудь и бедра, не в силах удержаться от ласк, принялась гладить его.
87 
