53 
– Отвернуться от тебя? – Роберта усмехнулась. – Я пока в своем уме. Естественно, появление Эдуардо никоим образом не скажется на наших с тобой отношениях. По крайней мере, отрицательно.
– Ну и славно. – Мартин легонько шлепнул ее по руке.
– А вот насчет мамы, – более тихо и несмело произнесла Роберта. – Ее с появлением Эдуардо как будто подменили... Не понимаю, как ты смог оставить их вдвоем. Другой бы на твоем месте, наоборот, сидел бы между ними как цербер. Помочиться бы захотел – и то не сдвинулся бы с места!
Мартин глубоко вздохнул.
– Понимаешь, маме нужна была эта встреча. Временами мне казалось, только этого дня она и ждет в жизни. Если бы я знал его фамилию, давно сам связался бы с ним – хотя бы для того, чтобы рассказать ему о тебе. – Несколько мгновений он молчал, о чем-то сосредоточенно размышляя, а может, подбирая нужные слова. – Когда мы познакомились с Гвен, она была совсем другая – лучистая, переполненная жаждой жить. В ней до сих пор живут и эта светозарность и жизнелюбие, но она прячет их так глубоко, что со стороны ни за что не заметишь.
Роберта в ужасе подумала, что повторяет судьбу матери: тоже потеряла голову, тоже по недоразумению рассталась с любимым и теперь страдает.
– А сидеть между ними как цербер... – Мартин криво улыбнулся. – Видишь ли, я не раз представлял их встречу. И, конечно, при мысли, что они снова сойдутся, чуть не плакал, маялся. А спустя время решил: чему быть, того не миновать. Думаешь, если бы Гвен и Эдуардо почувствовали, что им друг без друга не жить, а я заходился бы от ревности, они не нашли бы способа увидеться без меня?
Роберта мгновение подумала и кивнула.
– Верно. Они все равно что-нибудь придумали бы.
– Вот я и не стал глупить.
– Но ведь если мама от тебя уйдет... Это же несправедливо! Ты, как никто, достоин любви!
Мартин усмехнулся.
– Любви достоин каждый. А довольствоваться должен тем, что дает судьба.
– Вы столько лет прожили вместе! Неужели такое возможно? Что в награду за все твои старания, понимание, поддержку жизнь преподнесет тебе одиночество?
– Во-первых, никто еще не сказал, что Гвен от меня уйдет. У Эдуардо жена, с которой они столько вынесли... В общем, все не так просто. Во-вторых, одиноким я никогда не буду. У меня есть ты, остальные родственники, друзья, студенты. Увлечения и любимая работа. Вон сколько всего!
Роберта бросила на него выразительный взгляд.
– Ты святой, честное слово!
Мартин с серьезным видом покачал головой.
– Вовсе нет. Просто чересчур много думаю и из всего, что пережил – я сам или кто-то из близких, – стараюсь извлечь пользу.
Роберта снова на минуту положила голову ему на плечо. Дальше шли молча. Увидев женщину с коляской, Роберта попыталась представить мать с новорожденной дочерью на руках и вдруг ощутила, вдвое сильнее, чем когда-либо прежде, до мурашек по коже, что тоже хочет ребенка.
Может, не так это и страшно? – в горячечном волнении пустилась рассуждать она сама с собой. Родить ребенка, когда его отца нет рядом? Может, на том и держится мир? Жизнь детям дают в муках, но, наверное, из огромной любви. Потом вкладывают в них все, что только могут, терпят лишения и все отчаяннее любят.
Не совершила ли я чудовищную ошибку, сбежав из Лондона? Не следовало ли опять сблизиться с Джеффри, раз уж наши пути снова пересеклись? Не стоило ли взять у него то, что брать от других нет ни малейшего желания?
Она вся напряглась, и Мартин тотчас это почувствовал.
– Берта? Тебе нехорошо?
– С чего ты взял? – Роберта постаралась расслабиться и как можно более естественно улыбнуться.
Ведь у них у всех я одна-единственная, продолжала она разговор с собой. Как возликовал бы Мартин, подари я ему внука. Обрадовалась бы, наверное, и мама. Возможно, и Эдуардо тоже. У малыша было бы столько любви, что он купался бы в ней, точно в теплом источнике. Но отца не имел бы права видеть... Живого отца – самого мужественного и умного человека на земле.
Нет. Хорошо, что все так. Или... Эх, кто бы подсказал, что хорошо, а что плохо. Чем взрослее становишься, тем сложнее понять, как устроен мир. Она усмехнулась про себя. Верно сказано у Брэдбери: когда человеку семнадцать, он знает все на свете. Если ему двадцать семь и он по-прежнему знает все – значит, ему те же семнадцать.
Мартин посмотрел на часы.
– Ну что? Поворачиваем назад?
Роберта лишь теперь заметила, что сгущаются сумерки и свежеет ветер с океана.
53 
