— Насчет этой его… я пока ничего не знаю. Меня волнует единственное: что Терри скучал по мне и мечтает все вернуть. Остальное неважно.
Я говорю раздраженно, даже отчасти злобно. Потому что ближе к вечеру стала мучиться мыслью: а вдруг Терри, как и я с Джимми, решил устроить со своей Мишель прощальный вечер? Вдруг пожелает в последний раз насладиться ее прелестями? Или не в последний? Теперь, когда мы почти помирились, представлять их в объятиях друг друга просто невыносимо.
А воображение, как назло, рисует их в самых непристойных позах. И, надо заметить, выглядят они на этих проклятых картинках весьма и весьма возбуждающе. Он светлый, солнечный, она темная, как непроглядная ночь. Меня передергивает.
— И что, вы решили снова пожениться? — как мне кажется, с насмешливыми нотками в голосе интересуется Джимми.
— Я же сказала: мы еще ничего не обсуждали! — восклицаю я, теряя терпение.
— Но уже точно знаете, что поедете во второй медовый месяц, — бесстрашно и дерзко глядя мне в глаза, произносит Джимми.
— Да, представь себе! — Мну салфетку и кидаю ее на стол, рядом со своей тарелкой. — Если ты намерен весь вечер надо мной подтрунивать, тогда я лучше поеду домой! Не желаю портить себе прекрасное настроение!
— Мне показалось, оно у тебя далеко не прекрасное, — замечает Джимми.
Хватаю сумочку и привстаю. Он поднимает руки.
— Ладно-ладно. Не кипятись, я постараюсь выбирать слова… помягче.
Я, гневно сопя, сажусь на место.
— Просто я переживаю за тебя, — говорит Джимми с подкупающей лаской, из-за которой делается совестно. — Если бы мне было плевать, я сидел бы и поддакивал, качал бы головой.
Смотрю на него, стараясь отбросить слепящий гнев. В его глазах светится грусть, губы он сжимает плотнее обычного, как когда чем-то огорчен — я давно заметила эту его привычку. Эгоистка! — обзываю себя. Приехала сюда с намерением все по-человечески ему объяснить и поблагодарить за поддержку, а сама сидишь и только и думаешь, что о Терри и о раскрасавице Мишель.
— О подруге Терри, клянусь, я больше не упомяну ни разу!
— Ты сам говорил, что в его поведении, когда мы видели их двоих, чувствовалась какая-то фальшь! — с пылом восклицаю я, опять забывая про свои благородные планы и угрызения совести. Эх, как же мне не хватает выдержки и умения владеть собой!
Джимми часто кивает, очевидно боясь, что я снова засобираюсь уйти.
— Да, говорил. Потому что так оно и было.
— Каролина вообще считает, что они бывшие одноклассники или друзья детства! — заявляю я, значительно искажая слова подруги.
Джимми расставляет руки.
— Вполне возможно.
— К тому же ты сказал, что она как неживая картинка! — почти кричу я, привлекая к себе внимание людей с соседнего столика.
Джимми делает утешающий жест рукой.
— Чего ты так шумишь? Я прекрасно помню, что говорил. И не отказываюсь от своих слов.
— А еще, что я красивее, — гораздо тише, насилу подавляя в себе желание заплакать, добавляю я.
— Глупенькая, — бормочет Джимми, беря меня за руку. — Разумеется, ты красивее. И никогда в этом не сомневайся.
Глубоко вздыхаю и смотрю на него с признательностью и острым желанием ему верить.
— Теперь, когда ты дала Терри понять, что готова начать все заново, — продолжает Джимми, — готов поспорить: он и думать забыл о Мишель и обо всех остальных. А глупые вопросы я задаю… так, из зависти. — Он смеется грустным смехом.
Меня охватывает теплое чувство, от которого немного щемит в груди.
— Спасибо тебе… за все, за все! У меня был очень тяжелый период, и выстоять, не утонуть в горе мне помог ты. Потому что всегда был рядом.
Джимми хитро улыбается.
— Сейчас опять назовешь меня другом?
— Гм… — Я не знаю что сказать.
Он вновь негромко и печально смеется.
— Ладно, не бери в голову. Я ведь с самого начала знал, что никогда не смогу занять место Терри.
— Правда? — удивляюсь я. — А мне казалось… были времена, когда ты надеялся… Я и сама порой задумывалась: может, чуть погодя, как только я немного приду в себя…
Джимми смотрит на меня с улыбкой.
— Надеяться не грех, даже когда это бессмысленно. Иной раз даже самая глупая мечта помогает выжить, дотянуть до лучших времен. А что касается тебя… — его глаза немного сужаются, — признайся честно, ты ведь никогда — ни до развода, ни после — ни на минуту не переставала любить Терри?