108 
Если Саймон Кейсман принял доктрины реформаторов, то он был в не меньшей опасности, чем Бруно.
Я часто думала, вспоминая при этом отца, почему такое значение придают тому, как люди поклоняются Богу. Ведь верующему надо просто выполнять заветы Христа, главный из которых: «Возлюби ближнего своего как самого себя».
Это было странное лето. Целыми днями слышался шум строительных работ, и я видела Бруно все меньше и меньше. Я нередко размышляла о том, что в то время, как рабочие строят стены нашего обширного дома, он быстро возводит преграду между нами, и стена эта становилась такой высокой, что грозила совсем скрыть его от меня.
Время от времени до меня доходили новости из внешнего мира. Парламент провозгласил нашего государя защитником веры и верховным главой церкви Англии и Ирландии, королем Англии, Ирландии и Франции. То, что у Его Величества появилось желание воевать и он начал войну во Франции, меня интересовало мало. Все обрадовались, когда в один из сентябрьских дней услышали о том, что король взял Булонь и, несмотря на болезнь, вошел в город во главе войск. По всей стране отслужили молебны, и архиепископ Кранмер, сочувствовавший реформаторам, заметил королю, что, если люди смогут возносить хвалу Господу по-английски, они будут понимать, за что они молятся, и их молитвы будут более пылкими. Простые люди, произнося молитвы, не знают, что желают благополучия королю, так как не понимают латыни. Король оценил справедливость этих слов и позволил архиепископу составить несколько молитв по-английски, они и были произнесены в церквях.
Я представила себе ликование в Кейсман-корте. В нашем же доме настроение было прямо противоположным. Даже Клемент был несколько подавлен.
Если бы я не была столь поглощена детьми, я бы почувствовала назревающий в стране конфликт, который столь явно отражался на наших двух домах.
Потом мы узнали, что французский дофин двинул свою армию на нашего короля, отбил Булонь и государь вынужден был отступить в старые английские владения в Кале, так что он не много приобрел в этой военной кампании.
Я слышала, как Клемент говорил:
— Все повернулось бы иначе, если бы не вмешивался архиепископ Кранмер со своими реформаторскими идеями. Бог явно недоволен.
В старое время отец обсудил бы эти перемены со мной. Без сомнения, мы бы оценили достоинства старой и новой веры. Может быть, мы бы даже лрочли Библию на английском. Я знала, что такая Библия есть в Кейсман-корте, и надеялась, что ее не найдут, потому что она представляла огромную опасность для матушки и ее близнецов. До Саймона Кейсмана мне дела не было.
По мере приближения родов я начала чувствовать себя все хуже и хуже.
Ноябрь был мрачным и ненастным, мне не хотелось встречать Рождество в монашеской келье. Я следила за преображением дома аббата, который с каждым днем все больше и больше напоминал замок Ремуса, но был еще более величественным.
Потом в один из ноябрьских дней, на два месяца раньше срока я родила ребенка — мертвого мальчика.
Я не знала об этом еще целую неделю, потому что сама находилась на грани смерти.
* * *
Бруно написал Кейт и попросил ее приехать. Лорд Ремус в это время защищал Кале от французов, и Кейт приехала без промедления.
Она была потрясена, увидев меня.
— Ты очень изменилась, Дамаск, — сказала Кейт. — Ты похудела, у тебя заострилось лицо. Ты стала взрослой. Ты выглядишь так, словно многое пережила, и это изменило ту Дамаск, которую я знала.
— Я потеряла двоих детей, — ответила я.
— Многие женщины теряют детей, — промолвила Кейт.
— Возможно, это и меняет их.
— Если они такие же, как ты. Ты — вечная мать, Дамаск. Понимаешь ли ты, какие мы разные?
— Ты имеешь в виду всех людей?
— Я говорю о… нас четверых… тех, кто на ветке, о которой я тебе рассказывала раньше. Там нас было четверо — ты, я, Руперт и Бруно, все вместе.
— Бруно не был одним из нас.
— О нет, он все-таки один из нас. Не под нашей крышей, но он часть нашего квартета. Ты — вечная мать, я — шалунья, Руперт — пай-мальчик, — Кейт сделала паузу. — А Бруно? Бруно — это тайна. Ну, например, что ты знаешь о Бруно?
— Мне кажется, я знаю его все меньше и меньше.
— Так всегда с тайнами. Чем глубже заходишь в лабиринт, тем больше опасность заблудиться. Тебе не следовало влюбляться в Бруно. Ты все слишком остро воспринимаешь. Тебе надо было выйти замуж за Руперта. Почему ты не послушалась моего совета?!
108 
