Что происходит? Где мы находимся? Детский сад, что ли? Хочешь меня поцеловать? Поставь галочку «да» или «нет».
— Ты теперь похож на мою маму, — фыркнула я. — Да и вообще, он совсем маленького роста.
— Да откуда ты знаешь? Он же сидит.
— Ну, уж тут поверь моему опыту, у меня глаз наметанный.
На нем голубая рубашка, застегнутая на все пуговицы и заправленная в штаны, подтянутые на поясе слишком высоко.
— И вообще, у него такое лицо, будто он ничего, кроме романов Патрика О'Брайана не читает.
— Перестань надо мной издеваться. — А-2 явно за своими каучуковыми деревьями не видит леса. — И к тому же нельзя ведь отвергать человека оттого только, что у него другие вкусы, нет, даже не за вкусы, а всего лишь за предположения о его вкусах.
— Отвергала, отвергаю и буду отвергать.
Через несколько минут, когда мы уже перешли к шоколадному мороженому, он высмотрел еще одного красавца.
— Посмотри, слева от тебя. Высокий. Читает.
Гляжу. Ну да, похоже, ноги у него под столом длиннющие, как только умещаются. Читает какой-то роман, погодите-ка, ну да, «Реквием по мечте».
— Ничего, — задумчиво ответила я. Но постойте-ка... нет. — Отставить, он курит, так что не пойдет.
— Но раньше ведь у тебя были парни, которые курят.
— Что было, то прошло. А если уж иметь дорогое и бесполезное хобби, я бы предпочла, чтобы это были лыжи. Или еще лучше, желание покупать и дарить мне дорогие безделушки.
— Если ты и дальше будешь так себя вести, к старости точно останешься одна.
И это говорит человек, который однажды мне жаловался: когда ему было двадцать три, он целых полгода ни с кем не спал и поэтому считал, что жизнь его кончена. Это говорит человек, который до сих пор вожделеет к своей первой возлюбленной, которую не видел с семнадцатилетнего возраста. С такими друзьями — кому нужны родственники?
Я насмешливо улыбнулась.
То есть период престарелой умудренности у меня уже миновал? и кроме того, тебе не стоит забывать, мой покрытый тальком дружок, все мы умираем в одиночку.
samedi, le 21 fevrier
У меня клиент, с которым я уже дважды встречалась. Мркественное лицо, широкие скулы, прозрачные, водянистые глаза и ресницы, которым позавидует любая красавица. Шикарный мужчина, настоящий красавец, мужественный, благородный. Умный. Мы говорим про книги, он работает каким-то там инженером и терпеть не может свою работу, и мы разговариваем про театр, про фильмы.
Я в восторге от Бена Кинсли, Энтони Шера. Он снисходительно улыбается. Понятия не имею, почему он не женат. Может, ему просто нравится быть одному?
Я вышла из дома и пошла в сторону реки, надеясь поймать такси. На пути к стоянке проходила мимо станции метро, где сидел какой-то безногий и просил милостыню.
— Подайте инвалиду безногому, подайте инвалиду убогому, — скулил он тоненьким голосом.
Я почувствовала, как по бедру у меня с внутренней стороны побежала вниз капелька пота. Потом капелька докатилась до того места, где начинается чулок, и впиталась в него, растворилась. Через минуту безногий снова затянул свою песню.
— Подайте инвалиду безногому, подайте инвалиду убогому.
Голос его пел уныло и скучно, то есть он не просто произносил слова, он действительно выпевал их, стараясь попасть в ритм шагов проходящих мимо прохожих.
— Подайте инвалиду безногому, подайте инвалиду убогому.
На стоянке такси несколько минут не было ни одной машины, и образовалась очередь. Ко мне подошел какой-то кругленький низенький человечек с битком набитыми пластиковыми пакетами в руках.
— Принимаете ли вы Иисуса как Господа вашего? — спросил он. Голос его звучал как-то рефлекторно, словно говорил не живой человек, а автомат, и сама фраза казалась почти бессмысленной, как будто он говорил это вместо «здрасьте».
— Извините, нет, я еврейка, — ответила я.
Этот шаблонный ответ для меня имеет, скорее, культурный, нежели религиозный смысл, но его вполне достаточно, чтобы отгонять этих сумасшедших, как назойливых мух.
Он сочувственно кивнул. Глаза его так и не поднялись выше уровня моего плеча.
— Евреи хотели себе царя, и Бог дал им царя, но он был, понимаете, одержим маниакальной депрессией и предпочел удалиться, он скрылся в густом кустарнике и оттуда кричал на свой народ.
— Что и говорить, не очень-то хороший царь, так себе царишка, — сказала я.