До самого февраля оттепели так и не было. Затем ларьки исчезли с реки, и лед начал трескаться. К тому времени Томас Уиллерби купил Грассленд Мэйнор, который находился всего лишь в полумиле от нас. Отец был очень доволен, что получил в соседи такого человека, и выказывал по отношению к нему дружеские чувства.
Томас часто навещал нас и очень радовался этим встречам, но, как мне казалось, особенно его привлекала Кристабель. Он, несомненно, был очень доволен случаем, что ввел его в круг нашей семьи.
Мой отец, естественно, был одним из тех, знакомства которых ищут: богат, влиятелен при дворе, близкий друг короля и герцога Монмута, хотя последний после своего изгнания не пользовался особой популярностью. А Томас Уиллерби был не из тех, что выдвинулись в высшие слои общества. Он приехал в Лондон в погоне за фортуной, и, работая в поте лица и прославившись своей честностью, разбогател. Пользуясь уважением со стороны тех, кто был рожден в более избранной среде, нежели он сам, он был весьма рад тому, что и в Эверсли его принимали как друга.
Он и Кристабель стали часто встречаться. Кристабель считала себя некрасивой, хотя, не вбей она себе это в голову, все бы думали о ней как об очень приятной девушке. Но Томас Уиллерби заметил ее красоту, и однажды она пришла ко мне, светясь от радости.
— Присцилла, я должна поговорить с тобой, — сказала она. — Случилось нечто изумительное!
Я взмолилась о том, чтобы она не тянула, а говорила побыстрее.
— Твой отец послал за мной, сказал, что Томас Уиллерби просил моей руки и что он дал на это свое согласие! Присцилла, я выхожу замуж за Томаса Уиллерби!
— А ты… любишь его?
— О да! — пылко ответила она. — Люблю! Я обняла ее.
— Тогда я рада за тебя!
— Я не заслуживаю этого счастья, — сказала она.
— Кристабель, конечно же, ты его заслуживаешь!
Она покачала головой.
— Видишь ли, теперь справедливость восстановится…
Я не совсем поняла, что она имеет в виду. Кристабель поколебалась немного, после чего продолжила:
— Теперь он это признал, и тебе следует все знать! Я это подозревала, еще когда приехала сюда…
— О чем ты говоришь, Кристабель?
— Я не дочь Конналтам! Моим отцом был твой отец, а моей матерью — леди Летти!
— Кристабель!
— О да, — сказала она, — когда-то давно они вступили в связь, несчастным последствием которой явилась я! Твой отец тогда был женат на своей первой жене, и было немыслимо — ты сама это прекрасно знаешь, — чтобы леди, которая была не замужем, родила вдруг ребенка! Поэтому я была рождена втайне, подобно твоей Карлотте, а потом отдана на воспитание Конналтам и взращена как их собственная дочь! Леди Летти назначила им пособие, и они вернулись в свой дом с новорожденным ребенком.
— Моя дорогая Кристабель! — Я обняла ее и поцеловала. — Тогда мы — сестры!
— По отцу, — поправила она меня. — Но ты была признана, принята, рождена в браке — в этом разница!
Я тут же вспомнила о Карлотте и пообещала себе, что с ней такого не случится: она будет пользоваться всеми правами.
— А ты это знала, Кристабель?
— Я догадывалась! Наш отец иногда приезжал к Конналтам, чтобы взглянуть на меня. Я это чувствовала! И леди Летти тоже проявляла интерес к моей судьбе. Она часто присылала мне вещи — хотя предполагалось, что все это исходило не от нее. А когда я приехала сюда, со мной начали обращаться не как с гувернанткой, но в то же самое время и не как с членом семьи! Вот тогда я все и поняла!
— Если бы ты сказала мне об этом раньше!
— А если бы ты случайно проговорилась? Меня бы тут же вышвырнули из дома!
И тут я все поняла — и эту горечь, и эти приступы подавленности! Бедная Кристабель!
— Странно, — сказала она. — Нас — тех, кто был рожден так, как я, — нас называют детьми любви, однако очень часто именно любви нам больше всего и не хватает!
«Вот и Карлотта тоже, — подумала я, — мое дитя любви!» Но у Карлотты будет все, об этом я позабочусь!
— Так чудесно вдруг обрести сестру! — сказала я.
— Я ужасно ревновала тебя! Мне очень стыдно!
— Ничего, я понимаю. Теперь ты уже не будешь ревновать?
— О нет, нет! Теперь у меня ни к кому не будет ревности! Томас избрал меня такой, какой я была! Я всегда это буду помнить!
— Я думаю, он очень хороший человек, Кристабель, — сказала я.
— Да, — ответила она, — О, Присцилла, я так счастлива!