– Пибоди! Шевелись!
– Мне пора, – шепнула Пибоди и бросилась бежать.
Взяв с собой еще одну кружку кофе, Рорк сел за Евин компьютер. Минут двадцать можно этому уделить, подумал он.
– Ну-ка посмотрим, что тут у нас…
6
Бриджит Плаудер жила в любовно отреставрированном старом доме в Верхнем Ист-Сайде. Это был дом из розового кирпича с портиком. Широкие двери из фасеточного стекла открывали взору прохожего сверкающий мрамором вестибюль. Швейцар в синей, расшитой серебряным галуном униформе стоял на страже у дверей на случай, если бы кому-нибудь из проходящих мимо вздумалось задержаться и рассмотреть вестибюль получше.
Ева заметила, с каким неодобрением он посмотрел на видавший виды полицейский автомобиль, когда она остановилась у тротуара, затянутого ковром до самого бордюра. Да ради бога, пусть смотрит, она не против. Хотя она и съела пончик на завтрак, но с удовольствием бы отхватила кусок этого швейцара на закуску.
Он пересек полосу красного ковра и покачал головой.
– Полицейские тачки лучше не становятся, – заметил швейцар. – Вы из какого участка?
Ева сменила заготовленный тон. Придется обойтись без закуски.
– Вы еще на службе?
– Нет. Оттрубил тридцатку и вышел в отставку. Мой зять тут работает управляющим. – И швейцар ткнул пальцем в сторону двери. – Пробовал играть в гольф, пробовал заняться рыбалкой, довел жену до безумия. – Он улыбнулся. – Тут хорошо платят, расписание получше, чем работать где-нибудь охранником. Даллас. – Он наставил на нее палец. – Лейтенант Ева Даллас.
– Все верно.
– Надо было сразу тебя распознать. Значит, старею. Только что-то я не слыхал, что здесь кого-то убили.
– Пока еще все живы. – Они обменялись профессиональными улыбками. – У Плаудеров тут гостит дама, с которой мне надо побеседовать. Ава Эндерс.
– Гм… У нее вчера муж умер. Я не знал, что она тут, у нас. Должно быть, приехала, когда я уже сменился. Она приезжала сюда с покойным мужем. Одна, правда, приезжала чаще, но он был приветливее.
– А миссис Эндерс не была приветливой?
– Нет. То есть не то чтобы… Просто она из тех, кто не замечает, когда ей открывают дверь. Она всегда уверена, что кто-нибудь да откроет. Нос задирает, но не скажу, чтоб собачилась, нет, ничего такого. А вот он по пути туда или обратно непременно найдет минутку: словом перекинется, спросит, видел ли ты последнюю игру… Какую игру – неважно. Жаль, что он умер. Мне придется позвонить наверх, предупредить их, а не то я потеряю работу.
– Без проблем. А ты в каком участке служил? – спросила Ева, когда они вошли в вестибюль.
– Последние десять лет – в сто двадцать восьмом. Отдел «висяков».
– Не повезло, – посочувствовала Ева. – «Висяки» потом во сне снятся.
– Это точно, – согласился швейцар и протянул Еве руку: – Фрэнк О'Мэлли, бывший детектив.
– Рада встрече, детектив.
– Детектив Делия Пибоди, – представилась Пибоди и тоже пожала руку старому полицейскому. – Я знала одного патрульного из сто двадцать восьмого, когда сама ходила в патруле. Ханнисона.
– Да, конечно, я знал Ханнисона. Он ничего.
Воздух в вестибюле благоухал каким-то тонким незнакомым ароматом. Фрэнк подошел к экрану интеркома.
– Пентхаус Плаудеров, – скомандовал он и выждал, пока синий цвет режима ожидания не сменился образом женщины с короткими каштановыми волосами. – Доброе утро, Агнес.
– Привет, Фрэнк.
– У меня тут в вестибюле лейтенант Даллас и детектив Пибоди. Они хотели бы поговорить с миссис Эндерс.
– Понятно. Погоди минутку, Фрэнк.
– Это была личная ассистентка миссис Плаудер, Агнес Морелли. Она славная.
– Как насчет Плаудеров?
– Нормальные, порядочные люди, как мне кажется. Нос не задирают. Называют по имени, спрашивают о семье, когда время есть. Не жалеют чаевых.
Через минуту лицо Агнес вновь всплыло на экране.
– Можешь пропустить их, Фрэнк. Вход через нижнюю гостиную.
– Есть, спасибо, Агнес. Первый лифт, – сказал Фрэнк Еве. – Тридцать девять, восток. Он доставит вас прямо в нижнюю гостиную. Шикарная у них там берлога! Три этажа, вид на реку.
– Спасибо за помощь, детектив.
Кабина лифта с металлическими стенами была внутри снабжена длинной встроенной скамьей – на случай, если вдруг ноги устанут во время движения лифта. Поскольку подъем к самому верху занимал не больше чем полминуты, вряд ли скамья подвергалась сильному износу, решила Ева.