ГЛАВА 27

Пруденс затаила дыхание. Она ожидала увидеть железные решетки на окнах и полчища мерзких крыс, приветствующих ее в новом жилище.

Но вместо этого тепло и свет от очага пролились на площадку. Она изумленно открыла рот. Факелы, вставленные в гнезда в стене, освещали чисто вымытый каменный пол. Яркие языки пламени жадно лизали тисовое полено, наполняя воздух острым ароматом древесной смолы. Ветка падуба устроилась на подоконнике, и ее красные ягоды мерцали, словно рубины, среди блестящей зелени. Слезы подступили к глазам, когда она увидела свою ночную рубашку, висящую на спинке шаткой кровати.

Пруденс вошла в башню, соблазненная уютом спальни, так искусно подготовленной для радушного приема новобрачных. Теперь она поняла, зачем Себастьян послал Джейми вперед. Манящий уют комнаты был настолько притягателен, что Пруденс легко смогла поверить, что не бессердечный торгаш придет к ней в постель, а нежный любовник, стремящийся доставить ей удовольствие и радость.

Она разделась и, набросив ночную рубашку дрожащими руками, прошла к окну, открыла задвижку и распахнула его. Ледяной ветер хлестнул ее по лицу, вызывая слезы.

Башня нависала над зубчатой вершиной скалы, создавая любопытное впечатление, что она подвешена в пространстве.

Пруденс вдыхала свежий, кристально чистый воздух, ощущая себя свободно парящей над долиной внизу. Джейми был прав, когда говорил, что Данкерк громоздится под самыми небесами.

Девушка попыталась представить раскинувшуюся внизу заснеженную долину утопающей в душистой зелени лета. Закрыв глаза, она почти почувствовала нежный аромат цветущего вереска, влетающий в окно с летним ветерком. Башня была гнездышком влюбленных, укромной гаванью в старом замке, стоящем на страже горных вершин и вересковых пустошей.

Пруденс присела на подоконник, пытаясь унять дрожь возбуждения от близости возможного счастья. Все ее страхи уходили корнями в далекое прошлое. Всю свою жизнь она старалась сохранить самообладание, подавляя обуревавшие ее чувства, и возводила вокруг себя неприступную ледяную стену, которую ни один мужчина не смог преодолеть. И это продолжалось до тех пор, пока сероглазый разбойник не упал с лошади, ранив ее сердце.

Чего хочет от нее Себастьян? Неужели она для него всего лишь стартовая дорожка к респектабельности? Ему нужна жена или ее титул герцогини? Заложница или любовница? Любит ли он ее или собирается держать заточенной в башне, обращаясь с ней так, как грозный вождь клана обращался со своей женой-рабыней? Будет ли приходить к ней под бархатным покровом ночи как нежный возлюбленный или как властный господин, доводя ее своим равнодушием и холодностью до исступления, вынуждая на коленях умолять его о малой частичке тепла и любви к себе, которую он бросит ей, как кость изголодавшейся собаке?

Ветер сдул с лица пушистую прядь волос. Пруденс знала, чем рискует, когда решилась действовать по плану, который они с такой тщательностью и надеждой на благополучное завершение разработали с Мак-Кеем, но не учли, видимо, одного — желаний и стремлений самого Себастьяна.

Пруденс выглянула из окна, всей грудью вдыхая холодный горный воздух, черпая в его свежести свои силы, как будто он обладал целительным даром развеять без следа застилавший ее сознание туман сомнений и страха.

Себастьян устало поднимался по лестнице. Триумф его возвращения домой был омрачен вереницей нежеланных воспоминаний. Каждый миг он ожидал услышать издевательский хохот отца, разносившийся по всему замку услужливым эхом.

У него перехватило дыхание, когда он, распахнув дверь, увидел приоткрытое в ночь окно спальни. Обезумев от отчаяния, Себастьян бросился к окну через зал, но, устыдившись своей паники, остановился на полпути.

  120