Пруденс теребила в руках край нижней юбки.
— Спасибо. Я не очень устала.
— И ты не очень хорошая лгунья. — Его рука обхватила ее тонкое запястье. — Если я обижу тебя, можешь пнуть меня по сломанной лодыжке. Сейчас я относительно безвреден и безобиден.
Но Пруденс засомневалась бы в его безобидности, даже если бы у него были сломаны обе ноги. Ни один мужчина с таким чувственным ртом не мог быть безобидным.
— Я не причиню тебе боли, — сказал он. — Пожалуйста.
Именно это «пожалуйста» возымело свое действие. Как она могла устоять перед такими учтивыми манерами разбойника с большой дороги? После секундных колебаний она вытянулась рядом с ним, боясь шелохнуться. Мужчина просунул руку ей под плечи в небрежном объятии, и голова девушки устроилась на его плече намного уютнее, чем она могла себе представить.
Дождь тихо барабанил по соломенной крыше.
— Разве у тебя нет семьи, которая бы беспокоилась о тебе? — поинтересовался он. — Ведь они, верно, будут сходить с ума, если ты не вернешься на ночь?
— Предполагается, что я должна сказать: «Да». Не так ли? Чтобы вы хорошенько подумали, прежде чем придушить меня, опасаясь возможного визита сюда обеспокоенных родственников.
Себастьян усмехнулся.
— Возможно, ты не такая уж плохая лгунья, в конце концов. До тебя когда-нибудь доходили слухи о том, что я душил женщин?
Пруденс на мгновение задумалась.
— Нет. Но подруга моей тети, мисс Девони Блейк, утверждает, что вы изнасиловали ее прошлым летом. Это было притчей во языцех на всех пикниках и балах в течение нескольких месяцев. Она довольно очаровательно падала в обморок каждый раз, когда рассказывала эту ужасную историю.
— Что, я уверен, она делала с удовольствием, — сказал он резко, — красочно описывая мельчайшие подробности. Что ты думаешь об этой мисс Блейк?
Пруденс спрятала лицо на его плече.
— У нее нет ни одной извилины в ее глупой белокурой головке. Скорее, это она изнасиловала вас.
— Значит, только безмозглая дура могла позариться на меня? — удивленно спросил Себастьян. Кончики его пальцев дразнящими движениями касались ее руки. — Скажи мне, твоя тетя будет беспокоиться о тебе?
— Тетя была на вечеринке, когда я вышла из дома. Возможно, она подумает, что я улизнула на тайное свидание.
Себастьяну эта мысль не показалась забавной. Его рука, обнимающая девушку за плечи, напряглась.
— Это так?
— Ага, а то как же. — Она снова передразнила его говор с неправдоподобной точностью. — Чтобы встретиться с самым милым пареньком от Лондона до Эдинбурга.
Лодыжка Себастьяна снова стала подергиваться от боли.
— Твоим возлюбленным? — тихо спросил он.
— Нет же, глупенький, моим Себастьяном.
Услышав свое имя, произнесенное хозяйкой с таким обожанием, котенок поднял голову и сонно замурлыкал. Воспользовавшись тем, что на краткий миг внимание девушки отвлек серый комочек, Себастьян пододвинулся ближе к Пруденс, чувствуя, как поднялось настроение от ее слов. Котенок оставил изгиб его локтя и, пройдя по животу девушки, взобрался ей на грудь.
— Изменник, — буркнул Себастьян.
Он протянул руку, чтобы погладить животное, и его пальцы отыскали шелковистый мех одновременно с пальцами Пруденс. Кончики их пальцев соприкоснулись, и девушка, задыхаясь, засмеялась.
— Утро казалось таким обычным, когда я проснулась, — сказала она. — Я приняла ванну, уложила волосы, съела чернослив с кремом. Если бы мне кто-нибудь сказал, что ночью со мной произойдет такое необычное приключение — я имею в виду то обстоятельство, что сейчас лежу в объятиях разбойника с большой дороги, — я бы подумала, что этот человек лишился рассудка.
Себастьян вытянул руку из-под нее и приподнялся на локте.
— А если бы кто-нибудь еще сказал тебе, что этот разбойник будет целовать тебя?
Она сглотнула.
— Я бы сочла его сумасшедшим, помешанным, душевнобольным.
Ее голос затих, когда мужчина прижал ее руку к губам, дразня языком нежную кожу. Его голова склонилась над ней, закрывая слабый очаг света. Девушка затрепетала от неведомого ранее ощущения, жаркой волной стремительно охватившего все тело. Он нежно припал губами к ее губам, глубоко проникая языком в рот, нежно обследуя его, возбуждая своими медленными и завораживающими движениями.
Губы мужчины были именно такими, какими Пруденс и представляла их себе: нежными, жадными и требовательными.