— Я принадлежу сама себе и держусь в стороне от этих дурацких свар. Мне все равно, за кого ты — за Георга или за Якова. Ты знаешь это.
— Я люблю тебя, — сказал Дикон.
— Я люблю тебя, — ответила я. Мы улыбнулись друг другу.
— Эти дни в мансарде… Я никогда не забуду их, — сказал он.
— Я тоже. Я бы хотела вернуться туда. Хотела бы быть еще в пути, очутиться на галерее «Ночлег на одну ночь».
— О, Кларисса, Кларисса… — повторял он мое имя, заставляя меня трепетать. — Я вернусь за тобой. Что бы ни случилось, клянусь, я приду.
— Да, знаю. А теперь ты должен ехать, Дикон. Ты очень рискуешь, и чем дольше ты здесь, тем опаснее это для тебя. Я буду думать о тебе, пока ты будешь в пути и вернешься домой… Ты поедешь в Шотландию? О, Дикон, не надо! Пусть они ведут свои глупые войны, если это им нужно, но ты… только не ты… Давай подумаем, как нам соединиться!
— Когда все кончится, и истинный король будет на троне я приеду за тобой и буду просить твоей руки. Я увезу тебя к себе… и мы заживем счастливо.
Мы посидели молча, держась за руки. Потом Дикон поднялся и сказал:
— Теперь я пойду к нашей хозяйке. Я скажу ей, что должен уехать рано утром. Так лучше. Когда я уеду, ты можешь сказать им правду о том, кто я… Так будет проще.
Я потерянно кивнула.
Эту печальную ночь мы провели каждый в своей комнате. Он делил комнату с одним из старших слуг, потому что других не было. У меня была своя маленькая комнатка. Я лежала, думая о нем и знала, наверняка, что и он думал обо мне.
На рассвете я спустилась в конюшню. Мы бросились друг к другу и несколько мгновений стояли, не в силах разжать объятия. Его последние слова были:
— Я вернусь. Помни об этом. Я вернусь за тобой, Кларисса!
Я стояла и смотрела, как он удалялся в свете раннего утра.
* * *
Надо было очень многое объяснить, и когда дядя Карл и Ланс услышали мою историю, они пришли в ужас.
— Как лорду Хессенфилду пришло в голову отправить тебя таким образом! воскликнул дядя Карл.
— Разве он мог держать ее там? — спросил Ланс. — Он правильно сделал. Господи! Что было бы с ней, окажись она сейчас в руках Френшоу!
— Они считали, что я шпионка, — объяснила я.
— Хорошенькое дело! — сказал дядя Карл. — Теперь надо решить, что делать с тобой. Ты же знаешь, что происходит. Страна в состоянии напряжения. Тот факт, что эти горцы дошли до самого Престона, всех нас потряс. Кто бы мог поверить, что это возможно? Север — это рассадник измены.
— То же самое они говорят о юге!
— А! — воскликнул Ланс. — Они сделали из вас маленькую якобитку?
— Конечно, нет! Я вообще думаю, что все это глупости. Какая разница?..
Ланс взял мою руку и поцеловал ее.
— Ваша женская точка зрения, несомненно, мудра, — сказал он, — но мужчины никогда этого не поймут. Они будут продолжать вести войну, и с этим ничего не поделаешь, Кларисса. Кроме того, Яков не годится. Он не сможет объединить народ. Он ханжа.
Он принесет в страну католицизм, а из-за костров Кровавой Марии и поскольку наши моряки познакомились с испанской инквизицией, англичане этого не потерпят. Может быть, Георг не совсем то, что нам нужно, но он мирный человек и не слишком вмешивается в дела своего народа. При нем будет процветать торговля, вот увидите. Вот чего мы хотим — славного «Германского мужика», а не безудержно романтичного ханжу Шевалье.
— Сейчас нам прежде всего нужно решить, что делать с Клариссой, — прервал его дядя Карл.
— Я знаю, что по понедельникам, средам и пятницам от Йорка отправляется дилижанс до Лондона.
— Ты хорошо информирована, — ответил дядя, — но я не позволю тебе путешествовать одной в таком дилижансе.
— Почему? Ведь люди ездят.
— Но не дамы нашей семьи. Ланс… Ланс улыбнулся, словно заранее знал, что собирается предложить ему дядя.
— Через несколько дней ты собираешься в Лондон.
— Да, это так, — сказал Ланс.
— Если бы ты смог взять Клариссу с собой… Может быть, нам удастся договориться, чтобы кто-нибудь приехал в Лондон и отвез ее в Эндерби. Я уверен, это смогли бы сделать Джереми или Ли.
Ланс сказал:
— Я с большим удовольствием сам провожу леди Клариссу не только до Лондона, но и до Эндерби.
Я слабо улыбнулась. Все мои мысли были с Диконом.
* * *
Все последующие дни я думала о Диконе, но мне приходилось довольствоваться обществом Ланса Клаверинга. Его живые беседы, наблюдения над жизнью и происходящие события отвлекли мои мысли от недавнего расставания, тем более что ничего другого, конечно, нельзя было сделать.