— Ты не посмеешь, меня ждут.
— Еще как посмею. Меня выслали из Аравии за то, что я убил своего сводного брата, так что суди сам, Петре.
Глаза Эдварда расширились от ужаса.
— Ты имеешь мою жену, даже она не захочет видеться с человеком, который убьет отца ее детей.
Губы Рамиэля скривились в циничной ухмылке.
— Возможно, но она может и удивить тебя. В любом случае ты сдохнешь, и тебе уже будет все равно. Ну так как?
Петре больше не сопротивлялся. Рамиэль отвел его к кебу, продолжая придерживать за плечо. Затем дал кучеру адрес. Сквозь грязные окна кареты проникал тусклый свет фонарей. Ее родной кислый запах перебивался удушливым одеколоном Эдварда, смешанного с благоуханием масла, которым европейцы по тогдашней моде смазывали свои волосы.
— Скоро ты надоешь Элизабет. — Голос канцлера казначейства звучал на удивление хладнокровно. — И тогда она вернется ко мне.
Рамиэль с трудом погасил в себе вспышку ярости.
— Полегче, Петре. Мы поговорим обо всем у тебя дома.
— Боишься скандала, Сафир? — В голосе Эдварда звучала издевка.
Рамиэль выглянул в окно и посмотрел на реку, в которой отражался свет фонарей.
— Да нет. Просто Темза слишком близко. Боюсь поддаться соблазну.
Остальная часть пути прошла в гробовом молчании. Петре кипел от ярости, но, обладая трезвым умом, предпочитал не раздражать Рамиэля.
Пока Рамиэль расплачивался с кучером, Петре торопливо пытался отпереть входную дверь. Он надеялся поскорее попасть внутрь дома и запереться там. Рамиэль спокойно взял из руки Петре ключ и вставил его в замочную скважину. Эдвард насмешливо поклонился.
— Только после вас.
Оказавшись внутри, Рамиэль обратил внимание на горевшие газовые лампы. Странное проявление заботы со стороны слуг, учитывая то, что произошло с их хозяйкой. Страстная натура Элизабет никак не отразилась на убранстве дома.
Рамиэль тихо закрыл за собой дверь. Петре резко повернулся к нему. Его голову венчал высокий цилиндр, а в правой руке Эдвард сжимал трость с золотым набалдашником.
Повесив свою собственную шерстяную шляпу на спинку стула, Рамиэль принялся разматывать длинный шарф. Неожиданно злость в лице Петре сменилась страхом. Он выпустил из руки трость и кинулся к письменному столу.
Рамиэль ринулся вслед за ним. Он успел вовремя прижать ящиком стола руку Эдварда, которой он пытался схватить лежащий внутри пистолет.
— Почему ты не застрелил Элизабет? — прорычал он. — Это было бы намного проще. Ведь слуги могли обнаружить утечку газа, а также понять, что их хозяйку пытались отравить.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь.
Рамиэль сильнее надавил на ящик. Ему доставляло истинное наслаждение наблюдать за тем, как и без того бледное лицо Эдварда становилось от страха пепельно-серым.
— Ответь мне, Петре. С какой стати профессиональный политик решает, что убийство может меньше навредить его карьере, чем развод?
Усы Петре нервно дернулись.
— Говорю тебе, я не понимаю, о чем идет речь.
— Ты пытался отравить Элизабет газом, а затем хотел убить ее сыновей, своих сыновей при помощи шпанской мушки.
Петре явно знал, что представляет собой кантаридин. Выражение его карих глаз говорило само за себя.
— Я не прикасался к газовой лампе. Элизабет пыталась покончить жизнь самоубийством.
— Как удобно, учитывая, что жена хотела от тебя уйти.
— Еще чуть-чуть, и ты раздавишь мне руку.
— Тем лучше. Может быть, в следующий раз ты дважды подумаешь прежде, чем строить козни против Элизабет и ее сыновей. Но ты заинтриговал меня! Почему ты хотел убить свою жену, если ее так легко упрятать в сумасшедший дом? Знай, что за убийство тебе пришлось бы отвечать передо мной.
— Да побойся Бога, я никогда не пытался причинить ей вреда.
Левая рука Петре схватила Рамиэля за запястье, пытаясь оторвать его пальцы от ящика. Однако лорд Сафир оказался сильнее.
— Элизабет не хватило смелости встретиться со мной в твоем доме. И я не ездил в Итон и не виделся с мальчиками.
Рамиэль схватил левую руку Петре и, используя вес двух тел, еще сильнее нажал на ящик.
— И насколько сильно ты хочешь, чтобы я отпустил тебя? Так же сильно, как и Элизабет хотела развода?
По бледному лицу Петре струился холодный пот, крупными каплями стекавший с его бровей и усов.
— Да разведусь я с этой шлюхой, только отпусти мою руку.
— Этого недостаточно. Я не потерплю, чтобы ее имя трепали по всему Лондону. Более того, ты уступишь ей опекунство над сыновьями.