Рамиэль сидел за письменным столом, перед ним лежала открытая книга. В камине уютно потрескивал огонь, а в оконные стекла непрерывно стучал дождь. Свет газовой лампы окрашивал золотом его волосы, оставляя в тени смуглое лицо.
Бирюзовые глаза пробежались по ее плащу, мокрым волосам, собранным в узел. В них не было ни доброжелательности, ни желания.
— Зачем ты пришла сюда?
Прежние сомнения вновь зашевелились в ее душе.
Напрягшись, она оторвалась от спасительной двери.
— Я пришла, чтобы доставить тебе наслаждение.
Презрительная ухмылка скривила его губы.
— А разве не следовало бы сначала выяснить мои пристрастия?
Слезы жгли ей глаза. Элизабет хотелось плакать из-за боли, которую она ему причинила.
— Я не могу изменить прошлое.
Он откинул голову назад, словно ее вид был ему невыносим.
— И я не могу изменить его.
Дрожащими руками она расстегнула пуговицы плаща. Теплый шелк скользнул вниз по ее плечам, спине и рукам. Бархат горкой лежал у ее ног, а он даже не посмотрел на нее.
— Я не смогу соблазнить тебя, если ты даже не смотришь на меня! — гневно произнесла Элизабет.
Он опустил голову и открыл глаза.
Элизабет вспомнила, как тикали часы на камине в доме Ребекки. Но даже тогда ей было не так страшно, как сейчас, когда она совершенно голая стояла перед мужчиной, который однажды дрожал от страсти к ней, а сейчас смотрел на нее, как на лошадь на аукционе.
Холодные, безжалостные глаза оценивали тяжесть ее грудей, полноту ее бедер, задержавшись на ее лоне, таком же лишенном волос, как в день, когда она появилась на свет. Таким образом, заверила ее графиня, арабские жен-шины встречают своих мужчин.
Взгляд бирюзовых глаз уперся в ее лицо.
— А что, если я не желаю быть соблазненным?
Элизабет учитывала реальную возможность его отказа, но она также знала, что больше не повернет назад. У нее появился опыт, и ей достанет смелости… во всяком случае, она так надеялась.
Элизабет подняла руки. Его взгляд скользнул к ее подмышкам, таким же выбритым, как и ее лоно. Потом она вытащила заколки, удерживавшие узел ее волос, и уронила их на восточный ковер. Теплая тяжелая волна привычным каскадом упала ей на спину.
— Тогда я заставлю тебя захотеть, — заявила она с уверенностью, которой отнюдь не испытывала сама.
Обойдя массивный стол красного дерева, она опустилась на колени. Ковер под голыми коленями оказался холодным и грубым.
Рамиэль повернулся к ней вместе с креслом и остался сидеть, слегка расставив ноги, с затуманенным взором. Его пальцы сжимали ручки кресла, вместо того чтобы ласкать ее тело.
— А тебе не любопытно, Элизабет? Ты не хочешь узнать наконец разницу между мужчиной и женщиной?
Он пытался прогнать ее… как она прогнала его две недели назад.
— А ты мне объяснишь, если я попрошу? В бирюзовых глазах мелькнула горечь.
— Общество уранианцев больше не фигурирует в учебной программе Итона.
— Ты говорил, что сохранишь эту тайну. Кривая усмешка вновь тронула его губы.
— Я так и сделал. Но Ричард во многом похож на тебя. И он рассказал о своем печальном опыте декану.
— Но сначала он рассказал об этом тебе.
Ричард сказал матери только, что он обо всем сообщил декану. И, как догадалась Элизабет, именно Рамиэль помог ему.
Рамиэль не мог скрыть своего разочарования.
— Он же не должен был тебе говорить.
— А он и не говорил, ты сам все выдал.
— Мне не нужна твоя благодарность, — процедил он сквозь зубы.
— Я знаю, чего тебе хочется, Рамиэль. — Ему хотелось того же, что и ей. — И я дам тебе это.
Рамиэль не мог скрыть заметную выпуклость, образовавшуюся на его черных брюках.
— И как ты думаешь, чего же мне хочется, Элизабет?
Элизабет сделала глубокий вдох и положила руки ему на бедра. Под тонким черным сукном мускулы были твердыми, как камень. Он не стал настолько далеким и чужим, каким хотел казаться.
— Я думаю, ты хочешь, чтобы я расстегнула тебе брюки и взяла в руки твою жизнь.
Мускулы под ее руками непроизвольно дернулись.
— Второй урок.
— Второй урок, — согласилась она и принялась за пуговицы.
Со стороны это выглядело не слишком пристойно — раздевать мужчину, сидящего неподвижно, как статуя, оказалось не менее трудно, чем раздевать трехлетнего непоседливого ребенка, но зато в награду… на свет появились отливающие темным золотом волосы.