Особенно,... 
64 
— Да.
— И он уже… обучил вас этому искусству?
Чернота холодными волнами нахлынула на Элизабет.
— Может, некоторым женщинам не дано любить мужчин. Может быть, они созданы для того, чтобы оставаться матерями и верными спутницами своих мужей, а не их любовницами.
Участие и понимание отразились в глазах графини, словно она знала, что наставничество ее сына не привело к желаемым результатам. Элизабет же терзалась вопросом, всем ли в Лондоне известно, что муж пренебрег ею как женщиной.
Но здравый смысл одержал верх. По словам графини, в Лондоне ее считали фригидной стервой, которая скорее до хрипоты в голосе будет агитировать избирателей за своего мужа и недосыпать ночами, обдумывая, как продвинуть его по служебной лестнице, вместо того чтобы предложить ему свое тело для любовных утех. Легкий стук прервал тоскливые размышления Элизабет; дверь в гостиную открылась, и Билле внес в комнату поднос с чаем.
— Спасибо, Билле, вы свободны.
— Слушаюсь, мадам.
Решительным движением Элизабет взяла чайник и принялась разливать чай.
— Сливки, графиня Девингтон?
— Я предпочитаю лимон, спасибо.
— Печенье?
— Да, пожалуйста.
Элизабет послушно протянула блюдо. Длинные белые пальцы графини не ограничились парой печений.
«Должно быть, она принадлежит к тому типу женщин, которые могут хоть весь день есть мучное и сладкое, не прибавляя в весе ни фунта», — с завистью подумала Элизабет.
— Вы до сих пор так и не сказали, чем вызван ваш визит.
— Мне хотелось получше узнать женщину, осмелившуюся шантажировать моего сына. И которая потом милостиво согласилась танцевать с ним на балу.
Элизабет сжалась при воспоминании о бестактности, которую позволил себе лорд Инчкейп.
— Для меня это честь, а не милость.
— Многие бы с вами не согласились.
— Каждый волен думать что хочет.
— Мне кажется, вы недооцениваете преподавательские способности Рамиэля, впрочем, как и собственные таланты, но это касается только вас и моего сына. А теперь расскажите, пожалуйста, о себе. Я так много читала о вас в газетах.
Имя Рамиэля больше не упоминалось. Элизабет не знала, испытывала ли она от этого облегчение или разочарование. К тому времени как они выпили уже по три чашки чая и опустошили целое блюдо печенья, Элизабет казалось, что она знала графиню всю жизнь. Когда мать Рамиэля надела перчатки, Элизабет стало искренне жаль, что она уходит. Пребывая под впечатлением от беседы, она предложила:
— Приходите, пожалуйста, еще, я чудесно провела время.
Графиня улыбнулась в ответ самой очаровательной улыбкой.
— С удовольствием, но и вы, в свою очередь, должны пообещать, что заглянете как-нибудь ко мне на чай. Вся жизнь, в сущности, сводится к проблеме выбора, Элизабет. Вы не можете жить, все время руководствуясь мнением других.
— Я в состоянии принимать собственные решения, — сухо заметила Элизабет. — Просто мне кажется неразумным бывать у вас, зная, что в любой момент я могу встретить там вашего сына.
Графиня вздохнула, словно ответ Элизабет ее разочаровал.
— Как же вы еще молоды!
— Мне уже тридцать три года, мадам. Уверяю вас, я совсем не так молода, как вам кажется.
— Мне уже пятьдесят восемь, и уверяю вас, для меня вы все еще молоденькая девушка. Сколько вам было лет, когда вы вышли замуж?
— Семнадцать.
— Тогда вы ничего не знаете о мужчинах.
— Смею вам напомнить, графиня, что мой муж не только канцлер казначейства, но еще и мужчина.
Графиня кивнула.
— Значит, Мухаммед ошибался, — пробормотала она.
— В чем?
Графиня улыбнулась:
— Если вам захочется поболтать, двери моего дома всегда открыты для вас.
— Я пила чай с Элизабет Петре.
Рамиэль резко поднял голову и посмотрел на мать.
— Миссис Петре тебя пригласила?
— Нет.
— Значит, ты пришла сама, — произнес Рамиэль ровным, не терпящим возражений голосом. — Зачем?
Графиню не остановил резкий тон сына.
— Ты попросил меня взять тебя с собой на бал к Изабель и познакомить с женой канцлера казначейства. Естественно, мне стало любопытно. Тем более что знакомство состоялось. Элизабет сказала, что пришла к тебе с просьбой научить ее премудростям любви.
— Дьявольщина! — не удержался Рамиэль.
Кончики ушей у него горели. Он не знал, что смутило его больше: осведомленность матери об их с Элизабет уроках или то, что он все еще был способен смущаться — уже второй раз за два дня.
64 
