Лондонский вокзал встретил его обычным гомоном, суматохой и вонью. Рамиэлю вдруг стало интересно, что бы ощутила Элизабет, окажись она в пустыне, где не было ничего, кроме белого, чистого песка и бесконечно голубого неба.
Мадам Тюссо не слишком обрадовалась Рамиэлю, когда тот вновь появился в ее ателье и, как всегда воспользовавшись своим обаянием, выманил у нее несколько готовых обновок для Элизабет. Предвкушение скорой встречи переполняло Рамиэля, когда он с грудой коробок в руках подходил к двери своего дома.
Он очень жалел, что этим утром не смог уделить Элизабет больше внимания.
Рамиэль представил ее разгоряченную кожу, покрытую капельками пота и издающую слабый аромат флердоранжа. Дверь его дома неожиданно резко распахнулась.
Рамиэлю почудилось, будто на него обрушился чей-то невидимый кулак. Мухаммед должен был сопровождать Элизабет в Итон. Единственное, что могло заставить его остаться дома, было…
— Где Элизабет? — спросил Рамиэль внезапно охрипшим голосом.
Лицо корнуэльца было непроницаемым.
— Приходил муж.
Сердце Рамиэля похолодело.
— Ты, конечно, не впустил его?
— Нет, впустил.
Сорвавшись с места и уронив несколько коробок, Рамиэль разом перемахнул через две ступеньки и оказался на крыльце.
— Где она?
Мухаммед упорно смотрел поверх плеча своего хозяина.
— Она сейчас с графиней, в вашей спальне.
С души Рамиэля словно камень свалился. Она не вернулась к своему мужу. Он сделал шаг в сторону, чтобы обойти корнуэльца.
Но Мухаммед заслонил ему дорогу.
— Да свершится воля Аллаха, хозяин. Жизнь за жизнь, так завещал он. Я предлагаю вам взять мою жизнь за жизнь миссис Петре.
Элизабет… мертва?
В ту же секунду несколько коробок, которые Рамиэль продолжал прижимать к себе, оказались на полу, а его руки уже крепко держали корнуэльца за шиворот.
— Объясни!
Мухаммед и не пытался освободиться.
— Я подверг жизнь миссис Петре опасности, поэтому моя жизнь теперь в вашем распоряжении. Поступайте с ней, как посчитаете нужным.
— О чем ты говоришь?
Мухаммед стойко встретил яростный взгляд бирюзовых глаз хозяина.
— Ее отравили.
«Отравили!»— вновь и вновь звучало в голове Рамиэля, охваченного ужасом. Оттолкнув Мухаммеда в сторону, он ворвался в дом и помчался вверх по лестнице, перескакивая сразу через несколько ступенек. Достигнув двери своей спальни, Рамиэль со всей силы толкнул ее. От резкого удара дверь распахнулась и, ударившись о стену, чуть было не захлопнулась перед ним.
Бархатное кресло малинового цвета, в котором сидела графиня, было придвинуто к кровати. В комнате стоял полумрак из-за опущенных портьер, сквозь которые с трудом пробивался мутный дневной свет; при таком освещении светлые волосы графини казались серебряными.
Когда Рамиэль вошел в комнату, она резко выпрямилась. Однако, когда графиня узнала в вошедшем своего сына, она с облегчением вздохнула и поднесла палец к губам.
— Ш-ш-ш…
Рамиэль одним махом преодолел расстояние от двери до своей кровати. При виде Элизабет сердце его заныло. Кожа ее была белее подушки, на которой она лежала; под глазами залегли глубокие тени. Прежними остались только ее рыже-каштановые волосы. Казалось, будто все жизненные соки, покинувшие ее тело, сосредоточились теперь в этих длинных блестящих прядях.
— Не буди ее, сынок. Сейчас ей уже ничего не грозит.
— Как это случилось? — спросил Рамиэль хриплым шепотом.
Помимо своей воли он протянул к Элизабет руку и убрал с ее лба влажную прядь волос.
— Пойдем в другую комнату, там и поговорим.
— Нет.
Ярость и страх боролись в душе Рамиэля. Он обещал Элизабет, что с ним она будет в безопасности, но он не сдержал своего обещания.
— Я больше не оставлю тебя.
Присев на край кровати, Рамиэль потянулся к ее руке.
— Не прикасайся к ней.
Рамиэль замер. Затем медленно обернулся в сторону матери.
— Я дала ей успокоительное, но кожа Элизабет по-прежнему слишком чувствительна, — объяснила графиня. — Если ты ее разбудишь, она испытает сильную боль.
Рука Рамиэля застыла в воздухе, так и не коснувшись судорожно сжатых пальцев Элизабет.
— Что ты имеешь в виду, говоря о слишком чувствительной коже?
— Ее отравили, Рамиэль.
— Что это за яд, от которого обычное прикосновение вызывает боль?
Опасная мягкость в голосе сына не остановила графиню.