Кэрри открыла глаза, сонные и мутные.
— Что такое?
— Нейт должен задать тебе несколько вопросов, дорогая моя. Сесть можешь?
— Ничего не понимаю. — Она, как маленькая, потерла глаза. — Мне приснилось… — Теперь она сфокусировала взгляд на Нейте, и глаза наполнились слезами. — Нет, это был не сон. Макс! Мой Макс! — Голос ее дрогнул, Нейт взял ее за руку.
— Мне очень жаль, Кэрри. Я знаю, как вам тяжело, простите, что пристаю. Дать вам воды? Еще чего-нибудь?
— Нет, нет. Ничего. Все погибло. — Она села, зарылась лицом в ладони. — Все погибло!
Нейт поднялся и помог встать Пич.
— Если понадоблюсь — я рядом. — С этими словами она вышла и тихонько закрыла за собой дверь.
— Дать вам стул?
— Такое чувство, будто я все еще сплю. В голове все плывет.
Он решил, пусть сидит на полу, и сам сел рядом.
— Кэрри, мне нужно задать вам несколько вопросов.
Посмотрите на меня. В котором часу Макс вчера ушел из дома?
— Не знаю. Я вообще не знала, что он уходил, пока утром не хватилась. Я даже разозлилась. Он, когда уходит на работу вечером или рано утром, всегда оставляет записку на подушке.
— Когда вы его видели в последний раз?
— Сегодня утром. Я… сегодня видела…
— Нет. — Он опять взял ее руку и попытался как-то переключить ее внимание. — До этого. Он дома ужинал?
— Да. Мы ели чили. Макс сам готовил. Это предмет его кулинарной гордости. Ужинали всей семьей.
— А потом вы чем занимались?
— Телевизор смотрели. Точнее — я смотрела. Дети немного посидели, потом Стелла пошла звонить подружке, а Алекс уселся за компьютер. Макс был какой-то беспокойный. Сказал, почитает книжку — и не стал. Я спросила, в чем дело, он на меня зашипел.
Одна слеза выкатилась из глаза и побежала по щеке.
— Он сказал, ему надо кое-что обдумать и не могла бы я оставить его в покое хоть на пять минут. Мы поругались. Потом, когда дети уже легли, он передо мной извинился. Что-то он хотел мне сказать. Но я продолжала сердиться и не стала слушать. Спать ложились практически молчком.
— В котором часу?
— Кажется, около половины одиннадцатого. Нет, не так. Это я легла в это время, а он не пошел, сказал, хочет посмотреть Си-эн-эн или что-то в этом духе. Я не прислушивалась, потому что злилась. По той же причине я легла рано — не хотела, чтобы он был рядом. И вот теперь его нет.
— Значит, в десять тридцать он еще был дома. И вы не слышали, когда он уходил?
— Я сразу легла в постель. И уснула. Утром встала, смотрю — он и не ложился. У него вечно простыни из-под матраса выбиваются. Меня это бесит. Я решила, он надулся и лег на диване, но там его тоже не оказалось. Я отправила детей к Джинни. Она должна их потом привезти. Господи, дети!
— Не беспокойтесь. За ними присмотрят. Как закончим, я всех вас развезу по домам. Итак, вы поехали в город.
— Я хотела с ним помириться — на Макса невозможно обижаться. Я решила записать его к врачу — последние дни он был сам не свой. Заскочила за завтраком, потом — сразу в редакцию. Увидела Джима с Джоном, потом вошла в дом и нашла его: Я нашла его. Кому понадобилось убивать Макса?
— Кэрри, он когда-нибудь оставлял заднюю дверь незапертой?
— Да всегда. Вечно забывал ее запереть. Все говорил: «Чего бояться? Если кому понадобится залезть, все равно дверь вышибут».
— Оружие у него было?
— Конечно. Разное. У нас тут у всех оружие.
— А двадцать второго калибра? «Браунинг»?
— Да. Да. Мне надо детей забрать.
— Сейчас, еще минутку. Где он хранил пистолет?
— «Браунинг»? В пикапе, в бардачке. Он из него обычно практиковался в стрельбе. Остановится по дороге домой, выставит пару банок и стрельнет. Скажет, бывало: «Над материалом работаю».
— Он когда-нибудь говорил о Патрике Гэллоуэе?
— Конечно. В последние дни о нем все говорят.
— Я о другом. О своей дружбе с Гэллоуэем не рассказывал?
— С чего бы? Они же мало друг друга знали. Потом Пэт исчез.
Нейт взвесил все «за» и «против». Как ближайшая родственница, она должна знать. Лучше уж сразу ей сказать о его признании.
— В его компьютере осталось письмо.
Кэрри вытерла слезы:
— Какое письмо? Нейт открыл папку.
— Я дам вам прочесть копию.
Кэрри, мужайтесь!
— Дайте, дайте скорей!
Нейт протянул ей листок и стал ждать. Кровь отхлынула от ее лица. Глаза же, вопреки ожиданиям, были сухими.
— Это неправда! Это чушь. Ложь! — Кэрри вскочила на ноги и разорвала листок в клочья. — Это чудовищная ложь! Вам должно быть стыдно. Мой Макс в жизни никого не обидел. Да как вы смеете? Как вы смеете говорить, что он кого-то убил, а потом убил себя?