Трудно даже вообразить, насколько она, шестнадцатилетний подросток, сумела капризами и деспотизмом подчинить себе этого верзилу, почти вдвое старше ее. Удивительно, что ей отнюдь не понадобилось много времени, чтобы осознать, как безгранична ее власть над ним. С первого дня она поняла, с кем имеет дело и что в ее детских пальчиках Николай будет мягким воском. Она регламентировала его визиты и их продолжительность. Николай приходил только в назначенные ею часы. Боже сохрани его показаться на Дворянской без разрешения! Однажды по какому-то срочному делу он неожиданно появился в столовой. Арина молча ушла в свою комнату и отказалась принять его. Часто она приказывала ему пожить неделю-другую в его загородном имении. Иногда разрешала сопровождать себя в театр, куда ходила регулярно, не пропуская почти ни одного представления. Она была помешана на театре, бывала в обществе артистов, заявляла, что, возможно, сама станет артисткой, считая истинной жизнь только на сцене. Случалось, что посреди спектакля она шла за кулисы, в гримерные артистов, болтала с ними и совершенно забывала о Николае, который, надувшись, сжав зубы, уходил из театра один.
Однажды она попыталась проделать с ним такую штуку. Зимой в десять вечера, когда Николай сидел у нее в комнате за чаем, она объявила:
– Николай, я должна уйти, у меня свидание.
– Я провожу вас, – предложил он, – куда вы идете?
– Меня ждет друг на углу Соборной площади, но вы не должны знать, кто он.
Он удивленно посмотрел на нее. Через мгновение, сделав над собой усилие, промолвил:
– Хорошо.
Они вышли вместе, и когда при свете уличного фонаря она заметила того, кого искала, тут же распрощалась с Николаем, приказав ему возвращаться к себе.
Чтобы оценить эту выходку по достоинству, следует заметить, как отчаянно Николай ревновал Арину, имея все основания думать, что у нее в городе была не одна интрижка. Подтверждая справедливость его подозрений, она не делала из своих романов никакой тайны и сама говорила о них без умолку:
– Ах, Николай, знаете, кто приехал из Москвы? Старший сын Маклакова. Кажется, я влюблена в него, ведь он неотразим…
Подобных историй было множество.
После выходки у Соборной площади Арина, давясь от смеха, поведала об этом подруге. Свыкшаяся со многими капризами Арины, на этот раз Ольга не могла удержаться от упрека:
– Какая же ты злая, Арина! Подавив смех, та ответила серьезно:
– Да, так и есть, я злая. Но почему я не должна быть злой, если это доставляет мне удовольствие?
Пышнотелая блондинка остолбенела. Арина добавила:
– Хочешь, я скажу одну вещь, до которой ты сама никогда не додумаешься? Как раз потому, что я злая, Николай и любит меня. А вот тебя, пай-девочку, он не полюбит никогда.
При этих словах она начала кружиться в танце – несмотря ни на что, Арина оставалась еще дурашливой девчонкой, на которую находили приступы безудержного веселья, и она показывала на улице прохожим язык, разыгрывала своих соучениц и умела, как никто другой, доводить до отчаяния учителей, никогда не попадаясь с поличным.
Самое поразительное состояло в том, что Арина была права. Николай Иванов, единственное и избалованное дитя богатых родителей, которому разрешалось все, который никогда не слышал слова „нет" и знал только легкие победы у податливых женщин, сначала смотрел как на невиданное чудо на эту хрупкую девушку, говорившую с ним в приказном тоне. А подчинялся он ей по той простой причине, что не чувствовал в себе силы противостоять таинственной магии, исходившей от Арины.
Долгими часами в одиночестве он так и эдак раздумывал над этой странной проблемой: как согласился он стать рабом Арины и, прежде всего, почему она с ним так обращается? И вдруг все для него стало ясным. „Она подвергает меня испытаниям, чтобы убедиться в моей любви. И если она вновь и вновь так поступает, то только потому, что неравнодушна ко мне. Если бы она не любила, то оставила бы меня в покое. Раз мучает – значит, любит… Какая изумительная девушка!"
Так и шло, и чем больше Арина заставляла его страдать, тем больше росли признательность и привязанность Николая. Он даже думать не смел воспротивиться капризам Арины. Чем тяжелее были испытания, тем с большей радостью он соглашался подчиняться им и тем самым добиться любви этой бесподобной девушки. На другой день после того, как он проводил ее на свидание с соперником, Николай стал перед ней на колени: