— Я популярна здесь, ну, это даже неловко, как они подлизываются.
— Я не могу обвинять их в том, что они чувствуют.
— Что?
— Они — одни из тех, кто больше всего пострадал от режима Оморта, — они рискнули проследовать к Царству Мрака, чтобы сбежать от его правления.
— И меня нужно ненавидеть за то, что сделал Оморт? Ты слышал о каком-нибудь конкретном случае, когда я старалась изо всех сил причинить боль кому-либо из местных?
— Нет, так же, как я никогда не слышал ни об одном случае, когда ты изо всех сил старалась бы помочь им.
— Естественно, нет. Я никогда никому не помогаю, если это не приносит мне пользы. У меня есть голова на плечах. Демон, ты требуешь от меня того, чего я просто не могу дать. И ты надеешься увидеть во мне то, чего во мне нет. Я всегда буду лгать, мошенничать и воровать.
— И обязательно убивать любого, кто станет защищать свое золото.
— Ты видел мои сны.
— Да. Я видел твою мать. И я видел твои похороны.
Она сглотнула. Не жалей меня. Не смей делать этого.
— Ты сильная, Сабина. Если бы ты могла умерить свою силу с помощью…
— Сострадания? Доброты? Милосердия?
— Почему бы и нет?
— Ридстром, я даже не знаю, с чего начать… — Она затихла, когда они проходили мимо Дуринды.
Симпатичная демонесса обаятельно улыбнулась Ридстрому. Его губы дрогнули в ответ.
Сабине этот обмен любезностями вовсе не понравился. Она призналась себе, что ревнует. Она испытывала это чувство и до Ридстрома, но к неодушевленным объектам, которыми обладала. И потому теперь ей казалось, что Дуринда посягнула на ее золото. Желая знать, что ее золото само чувствует по этому поводу, она посмотрела на Ридстрома:
— Как думаешь, возможно ли желать другую после того, как найдешь свою женщину?
— Думаю, это зависит от того, насколько сильно хочешь свою женщину.
— Тогда хорошо, что ты одержим мной.
— Почему? Ты беспокоишься, что я мог бы возжелать другую?
От ответа ее спасла вспыхнувшая поблизости драка мальчишек.
Дуринда поспешила вытащить Пака из самой гущи. Он боролся с намного более крупными мальчишками, и это означало, что Пак являлся зачинщиком драки и потому удостоился внимания Сабины. Среди несовершеннолетних мальчиков-демонов она видела и менее симпатичных.
Вероятно, они дразнили его из-за имени.
— Какие родители назвали бы своего ребенка именем, которое рифмуется с ф…
— Мертвые родители, — быстро сказал Ридстром, — они оба мертвы, Сабина. И у него есть проблемы, потому что он — сирота и его еще не усыновила другая семья.
— А Дуринда? Почему не она его новая мать?
— Потому что она… не замужем.
— Демон произнес свою первую шутку. — Он был серьезен! — То, что ты только что сказал, — исключено.
Он в ответ только потер шею.
Когда Дуринда заговорила с Паком на языке демонов, Сабина спросила:
— Что она говорит ему?
— Что с помощью драки ничего нельзя решить.
— Ты… ты издеваешься? — Прежде, чем Ридстром смог оттащить ее подальше, Сабина завопила: — Не слушай ее, мальчик! Драка решает все! Только убедись, что ты выйдешь победителем.
— Хватит! Мальчик не говорит по-английски, как другие. Он вырос в маленькой сельской деревушке и говорит только на демоническом.
— Ты согласен с заявлением о драке, не так ли? Мои темные боги, мир сошел с ума! Скажи мне, что не будешь учить этому своего ребенка, потому что это прервет наше соглашение.
Он приблизился к ней, пристально глядя на нее сверху вниз. Его голос был резок, когда он произнес:
— Я не знал, что ты все еще находишься в стадии переговоров.
Сексуальный демон. Она сглотнула, вновь задаваясь вопросом, наступит ли когда-либо время, когда он перестанет ее волновать. Встряхнись.
— Наши переговоры прервались после того, как ты привел меня в эту богом забытую временную дыру.
Она отвернулась от него. Помидоры появились из ниоткуда. Она уставилась вниз на свою уродливую блузку, которая только что стала еще более уродливой. Несколько подростков бросили в нее гнилые помидоры, которые расплющились о ее грудь. Она не могла в это поверить. Если бы это произошло в другое время в ее жизни, кто-то был бы уже при смерти.
Через сжатые зубы она процедила Ридстрому:
— А теперь — развяжи меня!
Ее ногти до крови впились в ладонь.
Он гневно посмотрел в сторону подростков, и родители вышли, чтобы принести униженные извинения. Ридстром бросил им: