27 
— Не уверена, — прошептала Эйнджел. — Пожалуй, тебе следует объяснить.
Если он сейчас не поцелует меня, я совершу какую-нибудь глупость.
— Но если ты не можешь объяснить, может, я смогу…
Их губы не соприкоснулись. Время игр закончилось.
— Эйнджел, — прошептал Витторио. — Эйнджел… Эйнджел…
Сейчас он не просто называл ее по имени. У него было чувство, что он держит в объятиях неземное существо, ангела, в котором есть и что-то дьявольское, сулящее ему гибель.
Но разве он не знал этого с самого начала?
Чувствуя, как Эйнджел опутывает его своими чарами, Витторио предпринял последнюю попытку взять себя в руки. Но у него не было сил бороться. В глубине душе он знал, что победа будет поражением, а поражение даст ему все, о чем он только мечтал.
Сейчас эта женщина была сильнее его. Каждая ее ласка приковывала его к ней, подобно цепи. Эйнджел хотела его с самого начала, но признала это только сейчас.
Но в последний момент Витторио напрягся и отстранился.
— Подожди… это неправильно… Я должен тебе сказать…
— Уже слишком поздно. Слова здесь излишни.
— Будет лучше, если я прямо сейчас пойду домой, — резко сказал Витторио. — Эйнджел, прошу тебя, не нужно все усложнять.
— Но я не хочу, чтобы ты уходил, — прошептала она, почти касаясь губами его лица. — И ты тоже этого не хочешь, правда?
— Если я не уйду сейчас, то потом уже не смогу. Ты даже представить себе не можешь, как я хочу остаться.
— Но почему ты не показываешь мне этого?
— Еще не время. Разве не понимаешь? Думаешь, после того, как ты рассказала мне о толпе мужчин, увивавшихся за тобой, я хочу быть одним из них, чтобы ты терпела меня, но презирала? Ведь ты ненавидишь всех этих клоунов, которые пожирают тебя глазами и мечтают затащить тебя в постель, не так ли?
— Ты тоже мечтаешь затащить меня в постель?
— Нет, — твердо ответил Витторио.
— О… — разочарованно выдохнула Эйнджел.
— Я мечтаю заняться с тобой любовью. Я жаждал этого с самого первого дня… — По телу мужчины пробежала дрожь. — Я хочу того, на что не имею права. Как ты думаешь, почему я тебя ненавидел? Потому что никогда не смог бы обладать тобой.
Витторио почти кричал, и Эйнджел пришлось повысить голос, чтобы он ее услышал.
— Замолчи, — попросила она. — Все это уже в прошлом.
— Пожалуйста, выслушай меня…
— Ой!
Застыв на месте, они оба испуганно посмотрели на окна комнаты Сэма, откуда послышался крик. Через некоторое время он повторился.
— Это Сэм, — ошеломленно произнесла Эйнджел. — Я забыла, что мы находимся прямо под его окнами.
— Он понимает по-итальянски?
— Нет, но я не хочу, чтобы он нас увидел. Взяв Витторио за руку, Эйнджел провела его в дом через боковую дверь.
— Больше никаких споров, — сказала она. — Отныне все будет так, как хочу я.
Эйнджел гордилась тем, что всегда была реалисткой и знала: когда она проснется утром, проблемы никуда не исчезнут. Но разве можно было думать о неприятностях после ночи любви, проведенной в объятиях Витторио?
Как он и обещал, они занимались не сексом, а любовью. Эйнджел удивило то, как медленно он раздел ее, прежде чем прикоснуться к ее телу.
Эйнджел даже не подозревала, что она такая страстная натура. Восемь лет брака с грубым, бесчувственным человеком убедили ее в том, что муж чины ставят на первое место удовлетворение собственных желаний. Но с Витторио все было по-другому. Его нежные и умелые пальцы неспешно скользили по ее телу, чтобы она смаковала каждую ласку, и ее желание постепенно нарастало. В его объятиях Эйнджел забыла все страхи и получила огромное наслаждение. Прежде она знала Витторио как человека, который умеет ненавидеть. Теперь она обнаружила, что любить он может так же сильно.
Витторио был лишь вторым обнаженным мужчиной, которого она когда-либо видела. Мягкое, упитанное тело Джо не вызывало у Эйнджел желания разглядывать его. Она не знала, что мужское тело может быть таким красивым. Без одежды Витторио казался еще сильнее, хотя, возможно, это просто было впечатление от страстной ночи, когда она отдала ему всю себя без остатка.
Кажется, они заснули одновременно, а проснувшись, Эйнджел увидела, что Витторио в полумраке наблюдает за ней.
— Ты не спишь? — прошептала она.
— Я лежу и смотрю сквозь щель в ставнях на рассвет, желая, чтобы утро никогда не наступило.
27 
