17 
— Почему ты работал в банке в Кальяри? — спросила Фрэнки дрожащим голосом.
— Я был там управляющим. Отец полагал, что это будет полезный опыт, прежде чем я займу свое место в правлении. Однако он действительно считал, что мое желание похоронить себя в маленьком филиале нашего банка на Сардинии зашло слишком далеко. Тогда он не ведал о жене — малолетке, припрятанной в горах!
Нашего банка. Фрэнки охнула и прижала руку к губам.
— И все это время ты владел этим проклятым замком на другом конце острова!
— Я вступил во владение этим castello[8] лишь в прошлом году, — возразил Сантино. — Прежде он принадлежал моему отцу и больше двадцати лет сдавался под отель.
— Не имеет значения. Ты ничего не рассказывал, мне о себе…
— Я не лгал тебе. Ты была вполне довольна своим маленьким мирком и просто играла в хозяйку, — сухо проговорил Сантино. — Сколько помню, весь твой интерес к моей работе сводился к тому, что из-за этого я не могу жить с тобой всю неделю!
Краска стыда залила лицо Фрэнки.
— А что еще я могла спросить? Я никогда в жизни не была в банке и просто не хотела показывать свое невежество! Послушай, куда мы едем? — внезапно спросила она. — Мы приехали по другой дороге…
— Мы направляемся в Сьенту для долгожданного воссоединения семьи Капарелли, — спокойно сообщил Сантино.
— В Сьенту? — переспросила Фрэнки, осознав, что они направляются в деревню деда.
— Надеюсь, твоя семья никогда не узнает, что ты собиралась уехать, не удостоив их даже кратким визитом.
— Будь ты проклят… не смей превращать меня в ханжу! — вспыхнула Фрэнки в ответ на его злобный упрек. — Ты лучше других знаешь, как плохо мне было в этой деревне! Мой дед мог бы написать моей матери в любой момент, и она бы примчалась, чтобы забрать меня домой, но она не знала, где я…
Сантино остановил машину и посмотрел в ее гневное лицо. Его губы выразительно сжались.
— Я больше не буду кормить тебя полуправдой. Ты уже достаточно взрослая. Твоя мать не пыталась восстановить опеку над тобой.
— Как бы она смогла, если не знала, где я? Мой отец был в постоянных разъездах, и она, естественно, полагала, что я с ним!
Сантино тяжело вздохнул.
— Узнав о смерти своего сына, Джино дал мне разрешение связаться с твоей матерью…
— Я тебе не верю! — лихорадочно воскликнула Фрэнки.
— Твой дед сказал: «Пусть моя невестка приедет сюда и поговорит с нами, тогда мы решим, где лучше ребенку». Приехав в Лондон, я встретился с Деллой. Твоя мать не сделала ничего.
— Это неправда… это не может быть правдой!
— Прости, но это так, — спокойно уверил ее Сантино, потом взглянул в ее наполненные ужасом глаза и отбросил прежний дипломатичный тон: — Твоя мать всегда знала, где ты, потому что Марко сообщил ей. У Деллы очень слабый материнский инстинкт, и к тому времени, когда я встретил ее, она развлекалась со своим вторым мужем. Даже когда я сказал, что Марко мертв, она не сочла это веской причиной, чтобы забрать тебя.
Фрэнки резко отвернулась от него, слезы жгли ее глаза. Сильная хмужская рука накрыла ее конвульсивно сжатые пальцы, но она упрямо оттолкнула Сантино.
— Рассказывая тебе правду, я выбирал меньшее из двух зол. После смерти отца ты проклинала деда за то, что он держит тебя на Сардинии. Я не могу позволить тебе вернуться к семье в таком состоянии.
Сантино наконец раскрыл то, чего Фрэнки всегда втайне боялась. Ее молодая и красивая мать вернулась к своей прежней жизни, как только дочери не стало, — довольная, возможно, даже обрадованная освобождению от тягот ухода за ребенком. Когда Фрэнки в шестнадцать лет вернулась домой, эта ужасная правда смотрела ей прямо в лицо… Она глупо идеализировала свою отстраненную и незаинтересованную родительницу все годы, что жила на Сардинии.
— Спасибо, что рассказал мне, — выдохнула Фрэнки, пытаясь сохранить гордость. — Это следовало сделать давным-давно.
Сантино тронулся с места.
— Не мне было принимать решение.
Отчаянные рыдания сдавили горло Фрэнки. Она ненавидела и боялась силы своих эмоций. Никто никогда в жизни ее не любил…
Ни бездушная мать, ни беспомощный отец, который украл ее в тщетной надежде наказать отдалившуюся жену, ни семья ее отца, которая вынуждена была ее принять И уж конечно, не любил Сантино, который уже признал, что женился на ней из жалости
Тихие всхлипывания вырвались из ее сжатых губ.
17 
