17 
– Для такой подыскать мужа будет нетрудно, – сказала Теофания одной из своих помощниц. – Все-таки принцесса. Правда, ее батюшка еще не отвоевал свое королевство, но какого-нибудь галантного кавалера, пожалуй, это не остановит – уж больно она, душенька, хороша.
Учителя же в один голос твердили, что ее высочество необычайно умна. Господь одарил принцессу быстрым разумением, и когда она вырастет, то последует по стопам своей выдающейся бабушки.
Кое-кто поговаривал, что принцесса маловата ростом, но Теофания не считала это недостатком. Маленьким женщинам легче добиться своего у мужчин, чем их более дородным сестрам. В случае нужды проще изобразить слабость и беспомощность. Так что, по мнению Теофании, ее воспитанница унаследовала все лучшие женские качества: могла постоять за себя не хуже, чем ее мать и бабка, и в то же время выглядела очень хрупкой, что будет импонировать мужчинам.
В общем, принцесса из Маргариты получилась – лучше не бывает, к такому выводу пришла старая няня.
Девочке шел уже десятый год, когда настал радостный долгожданный день.
Утром она сидела на уроке, и тут вдруг мощеный двор огласился цокотом множества копыт. Сигнала тревоги не было – значит, приехали друзья. Англичан в стены замка дозорные не пропустили бы.
Не дожидаясь конца урока, Маргарита бросилась вон из комнаты. Во дворе стояли спешившиеся всадники, и, увидев одного из них, девочка завизжала от восторга. Забыв о церемониале, она бросилась отцу на шею. Рене заметно постарел, но добрая улыбка все так же освещала его лицо, а на лбу по-прежнему пунцовел шрам от стрелы.
– Моя дорогая девочка! – воскликнул Рене. – Хотя нет, уже не девочка. Ты такая взрослая. Такая большая и красивая барышня.
– Папочка, милый папа!
Они обнялись. В дверях стояла Иоланда, наблюдая за этой сценой.
Рене выпустил дочь и подошел обнять герцогиню.
– Хорошая весть! – воскликнула Иоланда. – Рене, сын мой, вы свободны!
– Свободен-то я свободен, но… нам нужно поговорить.
– Слуги! Приготовить покои для гостей! Повара – за работу! Как я рада, Рене, что вы вернулись! С Маргаритой вы уже поздоровались, не так ли?
Маргарита поняла, что нарушила этикет, но в эту минуту она не могла вспомнить, как положено вести себя принцессе в подобных случаях. Она знала лишь одно – ее любимый папочка вернулся. Девочка снова обняла отца, и даже непреклонная Иоланда не могла полностью скрыть своего счастья.
Они вошли во дворец вместе. Повсюду суетились слуги, из кухни уже доносились аппетитные запахи.
В честь сына и наследника герцогини должен был состояться торжественный пир.
Рене и в самом деле было, о чем поговорить с матерью. Он настоял, чтобы Маргарита присутствовала при разговоре. В замке он погостит совсем недолго и хотел бы, чтобы дочь все время была рядом.
– Когда вы должны ехать?
– Дня через три-четыре, не позднее.
К удивлению девочки, бабушка и в самом деле позволила ей остаться, и она стала свидетельницей последовавшей беседы.
– Вы наконец свободны, – сказала Иоланда.
– Совершенно свободен. Выкуп выплачен. Изабелла проявила чудеса изворотливости и собрала деньги.
– Вы должны быть благодарны вашей супруге.
– Еще бы! Она потрясающая женщина… Как и вы, матушка. Изабелла похожа на вас.
Иоланда милостиво кивнула. Она никогда не возра-жала, если говорили правду. У милого, слабого Рене и в самом деле сильная жена и сильная мать.
– А что Бургундец? – спросила она.
– Согласился. Жан обручен с его племянницей Марией Бурбон.
– Понятно, – насупилась Иоланда, недовольная тем, что брачный сговор совершен без ее участия.
– Взять в жены племянницу Бургундца – совсем неплохая партия, – добавил Рене, – к тому же он твердо на этом настаивал. Таково было одно из условий моего освобождения.
– Что ж, по крайней мере, он достаточно с вами считается, раз пожелал породниться. Сколько лет Жану?
– Двенадцать.
– Вполне достаточно. А где Луи?
– В Неаполе, с матерью. Я тоже со всей поспешностью направляюсь туда. Но не мог удержаться, чтобы по дороге не заглянуть к вам, повидаться.
– Мой дорогой Рене, пусть Господь сохранит вас и дарует вам сил.
– Да уж, силы мне понадобятся. Дела в Неаполе обстоят неважно.
– Зато вы теперь свободны.
– Да, я могу вернуться к семье. Но в плену со мной обращались весьма достойно. Я много рисовал, а живопись поразительно скрашивает течение времени.
17 
