42 
Майкл Маккормик, молоточком простучало в голове Ральфа. Помощник директора крупного нью-йоркского художественного центра… Нью-Йорк! Аврора никогда там не бывала. Если бы для нее нашлось занятие… И если бы эта идея пришлась ей по вкусу…
Он прекратил разговор с матерью внезапно, так как думать не мог ни о чем, кроме дальнейших планов. А вечером без предупреждения явился к ней в гости, якобы мечтая встретиться с ее троюродным братом и его женой, которых видел всего-то три раза в жизни и помнил в основном потому, что люди они были состоятельные и жили в отличие от его матери всегда на широкую ногу. Среди родственников Ральф и Пэрис были, пожалуй, самыми неудачливыми. Он никак не мог смириться с судьбой, но был вынужден делать вид, что всем доволен.
Эдвард жил в эти две недели по прежнему расписанию – создавал необычные интерьеры, встречался с заказчиками, просматривал журналы. В субботу, пока не желая видеть у себя толпу разного рода людей – настроение было не то, душа требовала чего-то более умиротворенного, близкого, – навестил мать, а заодно и Тину, которая вернулась в родительский дом и делала первые небезуспешные шаги в новой жизни. В воскресенье Эдвард наконец занялся домом – выбросил старый хлам, навел порядок на чердачном этаже, до которого все не доходили руки, закупил в ближайшем супермаркете продукты и необходимые в хозяйстве вещи.
Об Авроре он думал ежесекундно. Руки то и дело тянулись к телефону, но очень не хотелось ей надоедать. И было боязно излишней навязчивостью нарушить то хрупкое и нежное, что между ними удивительным образом возникло. В конце концов, их роман лишь начинается, поначалу стоит попридержать свой пыл, дождаться момента, когда обоюдное чувство вызреет и вполне оформится. Впереди ждала целая долгая жизнь вместе. Терпение сулит почти невозможную награду – несчетные дни бок о бок с Авророй, общие радости, чаяния, планы… В том, что она приняла его сердцем – такого как есть, обыкновенного парня, Эдвард почему-то почти не сомневался.
В субботу, которая, казалось, никогда не придет и наконец наступила, он поехал бы к ней с самого утра, но вовремя вспомнил, что по субботам Аврора работает, а к полудню был вынужден и сам отправиться на встречу с где-то пропадавшим несколько дней и вдруг объявившимся заказчиком. О точном времени они с Авророй не договаривались, не беседовали и о том, куда пойдут или поедут вечером. Для Эдварда не имело никакого значения, в забегаловке ли они поужинают или в роскошном «Савойе». О горячем, закусках и винах он вовсе не думал. Мечтал о единственном – вновь очутиться в спальне с высокой деревянной кроватью и в ее объятиях выпасть из времени, пространства и жизненной суеты.
Сначала он подумал, что, дабы напомнить о своем первом к ней визите, лучше явиться внезапно, без предупреждения. Но тут же отбросил эту мысль, решив, что прекрасная глупость, повторенная дважды, может обернуться невоспитанностью. Выходя около шести из дому, он блаженно улыбался и на ходу набирал номер Авроры…
А едва раскрыл дверь, услышал странный шорох, увидел тень на крыльце и заметил странное движение. От внезапно нанесенного удара по голове перед глазами почернело и мир, столь бесконечно многоцветный и благосклонный, уплыл неведомо куда.
Как ни напрягал мозги Ральф Уэстборн, стараясь учесть каждую мелочь и не угодить в капкан, он и предположить не мог, что прямо напротив Флэндерса живет некто Джон Марбл, старичок-ипохондрик, помешанный на своем здоровье и безопасности.
Беднягу давно настораживали сборища у молодого соседа Флэндерса, но подкупала его добрая улыбка и приветливое «Здрасьте! Как поживаете?» при каждой редкой встрече. К тому же старик прекрасно знал его отца – покойная миссис Марбл много лет работала с ним в редакции журнала; старший Флэндерс до сих пор не забывал о безобидном и скромном мистере Марбле и каждый год перед Рождеством звонил, чтобы поздравить.
Угроз, пострашнее веселящейся молодежи, прибавлялось с каждым днем. Лондон сотрясали взрывы, наводняли переселенцы из стран третьего мира и беженцы из горячих точек. Кто знает, чего можно ожидать от измученного тяжким трудом ночного уборщика, нелегала из Бангладеша? Или, скажем, бывшего врача из Ирака, которому за сущие гроши приходится выполнять такую работу, которой побрезгует и самый необразованный из лондонцев?
Конечно, до него, скромного и неприметного пенсионера Джона Марбла, никому не было особого дела, однако подложенная бомба убивает всех, кто окажется поблизости. Страх проститься с жизнью раньше времени перерос в несчастном Марбле в фобию, поэтому длинными летними вечерами, когда делать было совершенно нечего, он подходил к окну в гостиной, осторожно отгибал уголок шторки и сквозь щель между планками жалюзи незаметно наблюдал за происходившим вокруг.
42 
