19 
Не что хорошего в воспоминаниях, когда все они – сплошной обман. Ничего из того, что с ними произошло, не было правдой. Тогда Алекс забавлялся с ней и одурачил ее и отца точно так же, как сегодня.
– Неужели ты и в самом деле так думаешь? – сказала она холодно. – И впрямь ты выпил больше, чем следовало.
Он покачал головой.
– Некоторые вещи не меняются, Уитни.
– Все меняется. – Ее голос был резок. – И ты это знаешь лучше, чем кто бы то ни было. В противном случае ты бы здесь не находился. – Ее взгляд встретился с его глазами. – Как себя чувствуют, когда предъявляют счет, Алекс?
Его глаза потемнели.
– Полагаю, ты мне расскажешь. Она резко замотала головой.
– Я и представить себе этого не могу! Должно быть, это было замечательно – приехать сюда и знать, что ты командуешь парадом!
Его улыбка была такой же холодной, как и ее тон.
– А я вот могу представить, как ты себя сейчас чувствуешь… Мальчик с конюшни пришел в гости к богачам. Вы должны быть заинтригованы?
Уитни глубоко вздохнула.
– Не вижу смысла в подобных разговорах. Если ты не возражаешь…
– Ты ведь ненавидела меня за то, что я сижу с тобой за одним столом, не так ли? – Его рука еще сильнее сжала ее запястье. – Я видел это по твоему лицу: у тебя было такое выражение, что еще один глоток – и тебя стошнит.
– Хватит. Послушай, ты уже составил себе мнение. Сейчас ты можешь нас купить и продать, поэтому…
– Мне все время хотелось узнать, каков этот дом. Мебель, комнаты… Даже галерея дегенеративных предков. – Он кивнул головой в направлении портретов на стене. – Каждый раз, когда ты говорила о них, я старался представить, как они выглядят.
– Ну, теперь ты их видел. Можешь умереть счастливым.
Он тихо засмеялся.
– Мне не хотелось бы разочаровывать тебя, малышка, но в ближайшее время я не планирую умереть. Слишком многого в жизни я еще не успел.
– Начнешь с того, что заставишь Дж. Т. Тернера и его дочь пресмыкаться перед тобой?
– Ох, Уитни, Уитни. Наши игры обычно были более утонченными. Не думаешь ли ты, что так будет намного веселее?
– Послушай, разве ты еще не получил, чего хотел? Мой отец сдался…
– Но ты-то – нет. – Он больше не улыбался, его глаза были темными и холодными. – Ведь ты ни чуточки не жалеешь, правда?
Это был не вопрос, а скорее утверждение, но Алекс ждал ответа. Она понимала, чего он хочет – какого-нибудь примирительного замечания, какого-нибудь жеста, который даст понять, что она осознает, как переменились их роли с тех пор, как они в последний раз виделись.
Но ока не могла этого сделать. И, даже если бы и смогла, зачем? Ее отец не старался никого надуть. Алекс понимал, что весь вечер был сплошной игрой: Дж. Т., от всего сердца выказывавший ему дружеское расположение, изысканный обед, ее присутствие – все было блефом, а он достаточно умен, чтобы это разглядеть.
Они все запутались в паутине лжи, все. И она устала от этого.
Ее глаза встретились с глазами Алекса.
– Ты ведь совсем не собираешься давать отцу деньги, в которых он нуждается, правда?
Его брови поднялись.
– Разве я это сказал?
– И не нужно. Я знаю, почему ты здесь.
– Неужели?
Уитни тряхнула головой.
– Мой отец думает, что ты видишь туг неплохую сделку…
Алекс рассмеялся.
– О да. Особенно если это означает, что я приму долги Тернеров на себя. Я полагаю, что, в конце концов, в этом есть определенная справедливость.
Ее глаза сверкнули, когда она вспомнила, как он выманил у ее отца двадцать пять тысяч долларов девять долгих лет тому назад.
– Принимая во внимание, с чего ты начал, – сказала она холодно, – я уверена, что должна 'быть.
– Принимая во внимание?..
– Да. Попасть из сточной канавы в компанию Тернеров – это должно быть для тебя определенным опытом.
Улыбка Алекса потухла. Его глаза стали холодными и равнодушными.
– Не дави на меня, – произнес он тихо. Выражение его лица и тон были пугающими. Но она слишком далеко зашла, чтобы остановиться, и кроме того, ее отец достаточно унижался за них обоих.
– Ты напрасно теряешь время, – сказала она, выдернув свою руку. – Ты был прав относительно меня, Алекс. Я не упала к твоим ногам. И никогда не сделаю этого.
Лукавая усмешка проскользнула по его губам.
– Говорите, миледи. Возможно, кто-нибудь вам рассказал, что «никогда» – это очень, очень долгое время?
– Можешь смеяться сколько влезет. Но я не собираюсь унижаться. Держу пари…
19 
