Особенно,... 
39 
Иногда я ходила на крепостной вал башни Нонны и смотрела сквозь бойницы на море. Там можно было видеть огромные черные скалы, известные под названием «Зубы дьявола», но только когда был отлив. Это была группа ужасных остроконечных утесов, действительно похожих на зубы, особенно если смотреть на них под определенным углом. Тогда они походили на ухмыляющийся рот. При высоком приливе их не было видно, они таились под поверхностью воды. Они находились в полумиле от берега и располагались почти по прямой с замком Пейлинг. Некоторые называли их «Утесы Пейлинга». Большая стена замка со стороны моря поднималась вертикально вверх, и, глядя на прибой внизу, я думала, что это самое подходящее место для фортификационного сооружения: его почти невозможно атаковать с моря и защищать надо было только со стороны суши.
Мне захотелось облокотиться о парапет и посмотреть вниз. Желание это было непреодолимое и опасное. Оно казалось мне символом моей жизни здесь. Однажды, когда я там стояла, Колум подошел сзади, схватил меня и поднял. Он смеялся тем смехом, который я назвала бы сатанинским.
— Что ты делаешь здесь, наверху? — строго спросил он. — Ты слишком далеко высовываешься. А что если бы ты упала? Ты убила бы себя и нашего сына! Черт возьми, я никогда не простил бы тебе!
— Поскольку я была бы уже недосягаема для твоего мщения, почему это должно меня беспокоить?
Он опустил меня на землю и крепко поцеловал а губы:
— Теперь я не смог бы без тебя, жена! Я коснулась его волос.
— Почему ты всегда называешь меня женой? Это звучит прозаично… Так хозяин гостиницы может называть свою супругу.
— Как же мне еще тебя называть?
— Линнет!
— Ба! Глупая птичка?
— Имя меняется, когда любишь человека. Ты мог бы со временем полюбить его.
— Никогда! — ответил он. — В тот день, когда я назову тебя Линнет, ты будешь знать, что я разлюбил тебя.
Я содрогнулась, и он заметил это.
— Да, — сказал он, — ты должна заботиться о том, чтобы я не остывал к тебе. Ты должна всегда выполнять свой супружеский долг: рожать и рожать мне сыновей!
— Красота увядает после многочисленных родов.
— Может быть, и так, но сыновья — это продолжение рода для мужчины.
— А если жена перестанет вызывать у мужа желание?
— Тогда он ищет на стороне — это природа, — резко ответил он.
— А что если на жену не обращают внимания, она тоже может поискать на стороне? Что тогда?
— Если бы она была моей женой, она должна бы поостеречься!
— Что бы ты сделал, если бы она была неверна? Колум вдруг поднял меня и посадил на парапет. Он засмеялся, и смех его действительно был дьявольским.
— Я бы отомстил, можешь быть уверена! Может быть, я бы бросил ее на утесы, Он снял меня с парапета и прижал к себе.
— Ну вот, я тебя растревожил, а это нехорошо для нашего мальчика. Почему ты говоришь о таких вещах? Разве я не доказал тебе, что мой выбор — это ты? Он взял меня за подбородок и приподнял его. — А ты что — распутница, что так разговариваешь со своим мужем? А как насчет Фенимора Лэндора? Разве ты не думала выйти за него замуж?
— Об этом был разговор.
— Он сделал тебе предложение?
— Да.
— Я удивлен, что ты отказала такому образцу добродетели!
— Это было после… Это его позабавило.
— После того, как я показал тебе, что значит заниматься любовью с настоящим мужчиной, да?
— Помни, ведь я не сознавала этого!
— Но достаточно, чтобы понять, а?
— Я только знала, что была лишена невинности.
— Что за глупое выражение «лишена невинности»! Оборвали цветочки? Наоборот, тебя украсили цветами! Разве я не сделал тебя плодородной? Наш сын будет и цветком, и плодом! Я оказал тебе великую честь и сделал много хорошего, как ты потом признаешь!
— Да, — ответила я, — здесь я могу признать это, здесь этого никто не может услышать, только ты и я…
Колум опять поцеловал меня, и в его руках, ласкающих мое тело, была та нежность, которая была тем драгоценнее, что была так редка. Потом он поставил меня у каменной стены и стал говорить о замке: как он ходил по крепостному валу, когда был мальчиком, как он мечтал о том времени, когда будет его хозяином, как играл в подземных камерах и на винтовой лестнице.
— Есть рассказы о моих предках, которые мы передаем из поколения в поколение, — говорил он, и в его глазах было такое томление, что я понимала он уже видит, как наш мальчик играет в замке и учится быть таким, как его отец.
39 
